Салка Валка

— Не сомневаюсь, только тебе не удастся меня этим купить. Я ценю людей не по тому, могут ли они заплатить за свой табак. До сих пор я была в состоянии содержать себя и оплатить свой табак, если бы мне вздумалось его употреблять. Так что тебе незачем приглашать меня в дом Богесена. Я не продаюсь.

— Я перестану жевать табак, если тебе не нравится, — вдруг сказал он по-детски. И вытащив изо рта табак, он вышвырнул его за окно. — Я буду делать все, что ты захочешь. Ты только помни — дом Богесена ждет нас.

— В дом Богесена ты сможешь внести только мой труп. Живая я никогда туда не войду.

Несколько секунд он смотрел на нее угрожающе, он был похож на море перед началом шторма; он стиснул кулаки, так что побелели суставы, глаза расширились. Однако голосом своим он еще владел.

— Это ведь только слова. Что бы ты ни говорила, ты все равно любишь меня. Ты никогда не сможешь полюбить другого. Придет время — и ты это осознаешь и забудешь все остальное, не успеешь и оглянуться. Вот сейчас ты стоишь гордая, недоступная, а завтра ты будешь ползать у моих ног, перед моим бренным телом, — и он потряс кулаком под самым ее носом, — перед этими несчастными костями, которые никто так не презирает, как я сам, которые даже море отказалось принять в свои глубины. Я видел жизнь во всем ее многообразии и должен сказать, что ценю ее не больше, чем пыль, по которой ступаю, я плюю на всю вашу с Арнальдуром болтовню об идеалах и справедливости. Я здесь все — и соленая рыба, и само местечко. Нет силы превыше меня. И я добьюсь тебя! — Он так ударил кулаком по столу, что содрогнулся весь дом.

— У человека, которого я люблю, — гордо сказала Салка, — глаза излучают любовь ко всему человечеству.

Наконец она получила письмо от Арнальдура. Оно было послано с Севера полмесяца назад. Он только что вернулся с гор и решил дать лошадям отдых, перед тем как вернуться в Силисфьорд. Кроме этого сообщения и обычных сердечных приветствий и пожеланий, в письме ничего не было. Но она засыпала с ним на груди и покрывала его тысячами поцелуев, пока оно не превратилось в истрепанный обрывок бумаги. «Он скоро приедет, — думала она. — Неужели он действительно скоро приедет? Возможно ли это?» По утрам она перечитывала письмо, чтобы убедить себя, что это не сон и что Арнальдур вправду скоро приедет. Казалось, она не видела его много лет.

Она решила идти вместе с ним всю свою жизнь, стоять рядом всегда-всегда. Она была уверена, что он добьется большого успеха и в созидательной работе, а не только в ниспровержении старых порядков. В течение одного года он сумел покончить с властью Богесена. В следующий год Арнальдур добьется процветания кооперативного объединения. Теперь очень важно, чтобы альтинг принял решение оказать экономическую помощь коммунальному рыболовству и кооперативному сельскому хозяйству. Пока Арнальдур будет занят организационной работой, она будет трудиться за двоих. Она сумеет содержать их обоих — теперь зарабатывать деньги, кажется, будет легче. Рыбной ловлей будет заниматься кооператив; Свейн Паулссон решил тоже не отставать, а о Стейнторе Стейнссоне и говорить не приходится. Присоединится и еще кто-нибудь. Виды на работу хорошие, да с рынком сбыта дело тоже, кажется, обстоит неплохо. Испанцы охотно покупают рыбу, а их король держится на троне увереннее, чем когда-либо. Салка была убеждена, что она сможет заработать десять крон в день на чистке рыбы, а возможно, она станет бригадиром. Но и это ненадолго. Вскоре начнутся большие работы — постройка фермы, домов для рабочих, разбивка цветников, сооружение детских площадок.

Салка Валка сшила для Арнальдура две сорочки из ситца в полоску. Она всегда все делала тщательно и шила хорошо. Она одолжила машинку у соседки, зажгла лампу и работала до полуночи, любовно выстрачивая каждый шов.

Он приехал в ясный сентябрьский день. В местечке сильно пахло последним сеном. Она встретила его в дверях, преисполненная любви, с блестящими глазами, обвила руками его шею, ей трудно было поверить, что она видит его, что он наконец приехал. Она смеялась от счастья, а глаза се были полны слез.

И только когда они пришли в себя после первых поцелуев и она стала пристально всматриваться в него, в ней шевельнулось сомнение — он ли это. Таким она никогда его прежде не видела. У него был красивый загар, глаза счастливые, движения непринужденные; казалось, раньше он был заколдован, а теперь сбросил с себя колдовские чары. Его каштановые волосы блестели, одет он был, как заграничный турист: отлично сшитый костюм, коричневые кожаные краги, зашнурованные до колен, голубая сорочка, кепка с большим козырьком. Во рту он держал трубку. Невольно она вспомнила Аунгантира Богесена. Сорочки, которые она сшила для него, в сравнении с его новой были грубы и уродливы.

— О, какой ты нарядный, — сказала она. — Тебя прямо не узнать.

Он поцеловал ее, рассмеялся и поднялся с места.

— Что же ты мне ничего не расскажешь о своей поездке? — спросила Салка несколько неуверенно.