Сальмонельщики с планеты Порно

Как только статья вышла из печати, поднялась буря протестов. Рассчитывать на то, что в отпоре со стороны некурящих будет что-то новое, конечно, не приходилось. Некоторые письма в редакцию были совершенно невежественные и беспомощные — авторы просто переписывали мою статью и заменяли «некурящих» на «курящих». «Слухи о правде» с удовольствием печатали эти «творения», типичные для представителей лагеря «антикурильщиков». С того времени на мой адрес стали приходить грязные письма, начались телефонные звонки с руганью. Без фантазий: «Пораньше подохнуть хочешь, скотина?» — и всё. В письмах то же самое, хотя иногда попадались и довольно остроумные послания — в одном из них, к примеру, оказался кусочек чёрной смолы и записка: «Сожри и сдохни!»

Когда на телевидении, в газетах и журналах полностью закрыли рекламу табака, болезнь японцев — слепое следование за толпой — вышла на поверхность и дискриминация курильщиков началась в открытую. По большей части я сижу дома, пишу, но иногда совершаю вылазки по окрестностям, например, чтобы купить книги. В один из таких походов я увидел в ближайшем парке табличку с надписью, которая меня просто взбесила:

Собакам и курильщикам вход воспрещён

Итак, нас приравняли к собакам. После этого я упёрся так, что меня было не согнуть никому. Неужели я уступлю этому издевательству? Я что, не мужчина?

Раз в месяц ко мне домой из универмага доставляли десять блоков сигарет. Американских, марки «More». Блок — три тысячи иен, значит, в месяц выходило тридцать тысяч. В день я выкуривал штук шестьдесят — семьдесят. Но в один прекрасный момент импорт сигарет взяли и запретили. Правда, до этого я успел запасти порядка двухсот блоков, однако они скоро кончились, и мне ничего не оставалось, как перейти на местные.

Как-то раз мне пришлось поехать в Токио — надо было выступить на литературном вечере. С издательством, которое его организовало, я работал уже немало лет и был ему многим обязан. Я попросил жену купить билет на синкансэн.

— Места дня курящих подорожали на двадцать процентов, — объявила она, вручая мне билет, — Курить разрешено только в четвёртом вагоне. Когда я сказала, что мне курящий вагон, кассир так на меня посмотрел! Как на животное.

Войдя в тот день в четвёртый вагон экспресса «Хикари», я увидел поразительную картину. Разодранные сиденья, закопчённые, с трещинами, окна, с налепленными там и сям маленькими бумажными кружками. Пол грязный, и в этой грязи восседали хмурые пассажиры. Человек семь-восемь. На потолке развесили свои сети пауки. Из динамиков поездного радио звучали мрачные аккорды фортепианного концерта Грига ля минор. В общем, полный мрак. Пепельницы на пассажирских креслах были забиты окурками, и чистить их никто не собирался. На дверях красовались наклейки «Проход в другие вагоны запрещён». В задней части вагона располагался туалет для курильщиков, где вместо унитаза было устроено что-то вроде выгребной ямы. Я заглянул в дырку и увидел кучу дерьма. Раковина была без крана, вместо него — жестяная кружка на цепи и «груша», качать воду. Я так разозлился, что решил не ехать на вечер, и, сойдя с поезда на следующей станции, вернулся домой на такси. Если до такого дошло, кто знает, что бы я увидел в гостинице и в зале, где должен был проходить вечер.

Городские магазины и лавки, торговавшие сигаретами, стали подвергаться остракизму в своей округе. Табачные лавки по соседству с нашим домом закрывались одна за другой, вынуждая меня забираться в поисках сигарет всё дальше. В итоге в городке осталась всего одна точка, где они ещё продавались.

— Вы-то хоть не закрывайтесь, — убеждал я старика хозяина. — А уж коли до этого дойдёт, может, хотя бы все сигареты ко мне перевезёте?

И в тот же вечер старик неожиданно явился ко мне домой со всем своим запасом: «Всё! Не могу больше».

Похоже, он только ждал случая, чтобы прикрыть свою лавочку. Мои слова были сказаны как раз вовремя — он собрал всё, что у него оставалось, и свернул торговлю.

На курильщиков давили всё сильнее. В других странах курение уже запретили полностью. Япония, как всегда, числилась в отстающих — сигареты ещё продавались, были и те, кто их курил. Это воспринималось как национальный позор, поэтому к курильщикам стали относиться как к нелюдям, показавшихся на улице с сигаретой избивали.