Сальмонельщики с планеты Порно

— Наверное, эта жидкость служит возбудителем спонтанных видоизменений. В ней причина эволюционной деградации паука-няньки, который, судя по всему, — низшая форма жизни на планете. Такое часто случается у низкоорганизованных видов — под влиянием какого-то внешнего стимула происходит аномальный метаморфоз, и вид, уже прошедший определённый путь эволюции, начинает регрессировать. Согласно вашей точке зрения, к этой планете должна быть применима теория обратной эволюции. Следовательно, паук-нянька предотвращает дальнейшую регрессию и дивергенцию видов. Иными словами, на этой планете аномальный метаморфоз стал тем, что Гёте называл «нормальным метаморфозом».

— Мне всё больше кажется, что мы имеем дело с искусственной экологической системой, — задумчиво проговорил я.

— Я тоже стал смотреть на мамардасийцев несколько иначе. Всё-таки у них очень высокая духовная культура, наука и техника, — согласился Могамигава, — Разумеется, создать полностью искусственную экосистему практически невозможно, однако они, похоже, запустили обратную эволюцию высокоорганизованных форм жизни и имели технологию, позволявшую сдерживать дивергенцию. Но даже если её у них не было, они, по крайней мере, верили, что происшедшие от них высокоорганизованные виды обязательно будут мирно сосуществовать друг с другом, как подобает их планете. В общем-то, так и получилось. Больше того, даже низкоорганизованные виды и растения и те эволюционировали таким образом, что смогли встроиться в экосистему высокоорганизованных видов. Или, может быть, только эти виды избежали уничтожения и прошли через адаптивное распространение.

— Я считаю, дело даже не в том, была у них технология или нет. Они просто применили к теории эволюции обратную логику. На тех планетах, где действует теория эволюции, всегда существуют отношения хищник — жертва. Там даже человек — «конечное животное» — обязательно должен иметь инстинкт агрессии, из-за чего разрушается природа, начинаются войны и так далее. В данном случае всё наоборот — если удалось создать планету, где работает теория регрессии и отношения между видами и особями основаны исключительно на половом влечении, там мир и природа должны сохраняться. Вместо системы Танатоса, в которой господствует принцип «съешь сам или съедят тебя», должна быть создана экосистема Эроса, где все живые существа любят друг друга. Мамардасийцы, будучи пацифистами, похоже, были глубоко убеждены в этом. Размышляя о туманной природе дуализма, который в последние годы исповедовал Фрейд, я склоняюсь к мысли, что подобная эротическая экология больше заслуживает того, чтобы называться в нашем космосе традиционным, широко распространённым направлением.

— Не знаю, откуда они сюда прибыли, но у меня нет сомнений, что их родная планета — отнюдь не образец для подражания, — проговорил Могамигава, впадая в не совсем свойственную ему сентиментальность, — Вполне возможно, она очень напоминает нашу Землю.

У меня было такое же чувство. Мы посмотрели друг на друга и вместе рассмеялись.

— Ну что? Попробуем связаться с Ёхати? — предложил я после кофе и достал телеком, — А то он там забудет, зачем его послали.

— Запросто, — кивнул Могамигава.

— Э-э? Это я, — послышался в ответ жизнерадостный голос Ёхати.

В динамике телекоммуникатора фоном звучала живая пятитактная музыка.

— Похоже, ты уже на месте. Весело у вас там. Это что, танцы?

— Концертный зал прямо на улице. Сейчас балет показывают. Это что-то! Никогда такого не видел.

— Разгильдяй! — Могамигава вырвал у меня телеком и заорал: — Ты спросил у них, как предохраняться от беременности и как можно избавиться от плода?

— Спросил.

— Тогда давай возвращайся скорее!

— А нельзя мне ещё немножко посмотреть? Тут так круто!

— Нельзя! — рявкнул Могамигава. — Ты хочешь, чтобы мы, известные учёные, дожидались здесь сложа руки?! Это будет сильнейший удар по науке за всю её историю. Вряд ли ты возьмёшь на себя такую ответственность.

— Вас плохо слышно… Ладно, скоро буду, — обещал Ёхати и отключился.

Опять наступила ночь, потом стало светать, и появился Ёхати. Он обманул мои ожидания. Я думал, он вернётся выжатый как лимон, а получилось наоборот — он возник из реки, излучая бурную радость, и, мягко ступая, подошёл к нам. С его обнажённого тела стекали струйки воды. Даже глаза его смотрели по-другому.

— Видно, хорошо тебя принимали! — усмехнулся я. Ёхати с серьёзным видом тряхнул головой. Было понятно, что он ещё не отошёл от эйфории.

— Да так, ничего особенного. Но ведь не выгнали. Мы всё ломаем голову, как к ним попасть, а никаких барьеров там нет. Потом, дело было ночью. Иду я себе спокойно, ко мне подходят люди — мужчины и женщины. Много и все голые. О чём-то меня спрашивают. Только я рот открыл, а уже вижу, им всё понятно, что хочу сказать. Никаких проблем. Они стали составлять слова, что у меня в башке крутились, и по-нашему заговорили. Мне показалось, они сразу поняли, чего мне надо. Ну и хохоту было!

— И что? Рассказали, что нам нужно? Ёхати посмотрел на Могамигаву и кивнул: