Сальмонельщики с планеты Порно

— Полторы тысячи в один конец? Круто. Отсюда до Сиокавы всего-то минут десять.

Я ткнул недовольного Хатаяму под ребро и поспешил вмешаться:

— Нет-нет. Полторы тысячи в самый раз. Но вы говорите, у «Сиокавы» только один самолёт и неместных, кто без сезонок, в принципе не сажают, если как следует не попросишь. Так?

— Ну да. Вроде того, — с неохотой протянул бельмастый.

Разволновавшись, я неосторожно брякнул:

— А лицензия у них есть?

Пунцовый Нос стрельнул в меня глазами:

— Ух ты! Не лезли бы вы с такими вопросами, если хотите скорее вернуться в Токио. И чтобы никому об этом ни слова. Ты журналист, говоришь? Потому я и не хотел про самолёт рассказывать — думал, возьмёшь да напишешь что-нибудь. Только потому сказал, что вы вроде как влипли.

— Я никому не скажу, — громко пообещал я, сникая под угрожающим взглядом Пунцового Носа, — Никому. И в журнале ничего не напишу.

Наверняка самолёт частный, и лицензией тут и не пахнет.

— Ладно, не переживай, — с улыбкой успокоил меня бельмастый, — Горохати — лётчик классный, у него и права есть.

А как можно летать без прав?

— Ну что, полетим? — шепнул мне Хатаяма с опаской.

— Само собой! — кивнул я, — Время же идёт. Идиотами надо быть, чтобы такой возможностью не воспользоваться.

У меня были некоторые опасения насчёт того, что это будет за самолёт. Но гнева шефа я боялся больше. Задавать здесь лишние вопросы ни к чему.

— Хотя его вроде гадюка укусила, — продолжал бельмастый.

— Ну и что? Я слышал, его в нашей больничке вылечили. Так что он уже как огурчик, — сказал Пунцовый Нос. — У них в больничке всё есть.

Теперь, когда одежда высохла, можно было и подкрепиться. Мы с Хатаямой ополовинили захваченные с собой припасы. А самолёта всё не было. Дождь немного утих, однако ветер становился всё сильнее.

— Да не прилетит он. Держу пари, — заключил Хатаяма, испытывая явное облегчение от этой мысли.

Я понял, о чём он думает. Конечно, перспектива получить разгон от шефа его совершенно не прельщала, но всё-таки это лучше, чем разбиться на самолёте. И в этот момент откуда-то издалека, сквозь завывания ветра, донеслось еле слышное жужжание.

— А вот и он. — Крестьяне поднялись со своих мест.

Опережая их, мы бросились к двери — так нам хотелось увидеть этот самолёт, чтобы успокоиться. Со стороны Сиокавы приближался лёгонький аэроплан. Он летел низко, делая широкий круг над полями, где росли бобы. Самолёт был неизвестной марки, коротенький и пузатый, на каждом крыле по винту.

— Ну что? Самолёт вроде нормальный, более-менее. Может, обойдётся? Как думаешь, а? — пытался убедить самого себя Хатаяма.

— А какой он должен быть? — покосился я на него. — Не говори чепухи!

Закладывая вираж при заходе на полосу, самолёт затрясся как в лихорадке под резкими порывами ветра. Он летел прямо на нас, махая крыльями вверх-вниз, причём не по очереди, а одновременно.

— Разве самолёты крыльями машут? — тихим испуганным голосом спросил Хатаяма.

— Разумеется, нет, — бросил я раздражённо. — Это всё ветер.

— Стой! Куда? Он же не впишется в полосу! — взвизгнул Хатаяма.

Он стоял как заворожённый, глядя на приближающийся самолёт, который всё ещё не касался колёсами земли. Как далеко он прокатится по этой полосе? Хатаяма на всякий случай приготовился дать дёру.

Наконец самолёт коснулся земли и высоко подскочил. Я закрыл глаза.

— Нет! Это не Горохати! — заорал стоявший у нас за спиной бельмастый, — У того ловчей получается.

«Кто же тогда прилетел, если не Горохати?» — хотел спросить я и открыл глаза. Самолёт с рёвом нёсся прямо на нас, грозя разметать всю нашу компанию.

— Не-е-е-т! Сейчас он избушку снесёт!

Хатаяма со всех ног бросился от налетевшей с неба опасности. Метнувшись за ним, я очертя голову нырнул в бобовое поле.

Самолёт включил двигатели на реверс и, скрипя колёсами, замер в нескольких сантиметрах от давшей нам приют лачуги.

Не вылезая из зарослей бобовых, мы с Хатаямой посмотрели друг на друга.

— Вот дела! Ещё бы чуть-чуть — и нам кранты. А ещё в самолёт не садились, — проговорил Хатаяма; он так перепугался, что его зрачки съёжились и сделались не больше булавочной головки.

Подождав, пока винты остановятся, мы на четвереньках покинули своё укрытие. Приблизившись к самолёту, мы смогли убедиться, как мало ему не хватило, чтобы разнести в щепки крестьянскую хижину.

— Ты только погляди! Каких-то десять сантиметров! — воскликнул Хатаяма, измерив оставшуюся щель пальцами. Потом обернулся ко мне и саркастически добавил: — Высший класс!

Я нахмурился:

— Какой уж тут класс?

За самолётом тянулись глубокие параллельные борозды — два следа, пропаханные главными колёсами, и один посередине — от переднего колеса. Впечатление такое, будто гигантские кроты поработали. Лётчик тормозил по размякшей от дождя полосе, вот и получилась такая картина.

Отворилась дверца, и из кабины выпихнули простую деревянную лестницу, даже отдалённо не напоминающую пассажирский трап. По лестнице неуверенно спустилась пухлая женщина средних лет; за спиной у неё был пристёгнут маленький ребёнок.