Елена, в свою очередь, обняла подругу на прощание и постаралась найти какие-то успокаивающие слова, хотя сама очень нуждалась в том, чтобы ее утешили и успокоили. Она ушла с тяжелым чувством, спрашивая себя, не стоит ли в следующий раз быть с мужем немного уступчивей, чтобы не взбесить его окончательно. Руслан, впервые на ее памяти вышедший из-под контроля, напоминал ей прежде покорное домашнее животное, неожиданно взбесившееся и готовое крушить и кусать все подряд. «Быть с ним ласковее? Да я в последний раз была куда как обходительна, пыталась помириться, даже поцеловать его хотела… Ведь он спас меня! И что хорошего вышло? Он только разозлился, когда я к нему потянулась, и тут же выдумал кучу новых оскорблений! Нет, видно, в эту реку дважды войти нельзя! Я никогда не задумывалась о том, умеет ли мой муж прощать, а ведь стоило подумать! Просто удивительно, что он так со мной обходится и при этом бомбардирует Лерку просьбами о посредничестве! Ведь он ее всегда на дух не переносил, а тут вдруг сделал доверенным лицом! Хотя она ведь открыла ему глаза на мою неверность, цены ей после этого нет!»
Так, злясь то на мужа, то на подругу, то на себя саму, Елена незаметно доехала до дома. Поднявшись на свой этаж, она с минуту стояла у двери квартиры, чутко прислушиваясь, пытаясь понять, нет ли кого внутри. Наконец, выругав себя за трусость, она вложила ключ в замочную скважину и повернула его, пытаясь вспомнить, где и когда (совсем недавно) отпирала некую дверь с таким же точно чувством тревоги и настороженного ожидания. А вспомнив, печально улыбнулась. Ей не верилось, что всего не– сколько дней назад она могла быть такой чувствительной и наивной.
Не зная, на какой час назначены похороны и когда их участников можно будет застать во дворе дома, где жил профессор, Елена поехала наугад, сообразуясь с личным опытом. Она рассчитала, что к часу или к двум пополудни все должны вернуться с кладбища. Уже позже, осторожно въезжая в забитый машинами двор, женщина запоздало сообразила, что можно было позвонить Татьяне Семеновне, которая наверняка знала все детали.
Однако, оказалось, что расчет был верен. Возле подъезда, где располагалась квартира профессора, толпилось не– сколько десятков людей, и скопление народу сразу привлекало к себе внимание. Втиснув машину под чье-то окно, Елена неуверенно приблизилась, твердя про себя, что ее никто не заметит среди этой пестрой публики. Здесь были люди самых разных возрастов – и ровесники покойного, и совсем молодые, похожие на студентов. Одеты пришедшие также были разнокалиберно, в толпе мелькали и норковые манто, и парусиновые куртки, и классические черные костюмы. Прислушавшись, Елена уловила среди гула голосов иностранную речь. Говорили по-немецки, по-английски и еще на каком-то языке, который она не смогла опознать. Чего здесь не было – так это праздношатающихся старух, которые, как правило, составляют нечто вроде античного хора на любых похоронах. Зрелище чужой смерти вызывает в них неодолимое желание вздыхать, качать головами, щедро приписывать покойному никогда не бывшие у него достоинства, будто пытаясь задобрить его, ко всему безразличного и пустого, как опорожненный сосуд, или обмануть кого-то невидимого, кто незримо наблюдает за происходящим.
Елене был незнаком мистический страх перед смертью, она относилась к ней просто, с равнодушием думая о том, что и ей когда-нибудь придется умереть. Собственно, она даже и не думала об этом всерьез, эта перспектива представлялась ей очень далекой и условной. Но сейчас, приближаясь к подъезду, отыскивая взглядом Михаила и Киру, Елена отчего-то страшно волновалась, до стеснения в груди, и ей даже хотелось плакать.
– Вы приехали?! – раздался рядом приглушенный женский голос, и она с радостью узнала Татьяну Семеновну. Женщина, повязанная черным гипюровым платочком, чинно стояла у ступенек крыльца, наблюдая за тем, как народ медленно втягивается в подъезд. – Правильно сделали. Больше народу – больше почету. Видите, сколько людей пришло? А ведь это только те, кто на поминки остался. Видели бы вы, что здесь творилось в десять утра!
– А что? – жадно спросила Елена, надеясь услышать что-нибудь о Кире.
– Человек сто явилось! – самодовольно произнесла соседка, как будто «почет» был оказан именно ей. – Ни войти, ни выйти, весь двор венками забили, их потом в автобус еле втиснули. Да, это похороны так похороны.
– А Кира, наверное, наверху? – догадалась Елена.
– Так вы знаете, что она приехала? – Женщина понизила голос до шепота и жестом отозвала собеседницу в сторону от крыльца.
Они отошли, и Татьяна Семеновна, захлебываясь от удовольствия, в ярких красках описала сцену утреннего появления падчерицы профессора в сопровождении какого-то молодого человека в штатском.