Сальтеадор

И, решив, что не следует заставлять ждать короля, раз придется просить его о милости, дон Иньиго поспешил выполнить повеление дона Карлоса и пошел ко дворцу, ускорив шаг насколько ему дозволяло достоинство испанского rico hombre.

XV ЛЬВИНЫЙ ДВОРИК

Последуем и мы за верховным судьей во дворец мавританских королей, куда недавно вошел король дон Карлос, вступив туда впервые; нашим же читателям, быть может, ни разу не довелось побывать там.

Шагая за посланцем короля, дон Иньиго пересек первый дворик, называемый попросту Миртовым, ибо там росло множество миртовых кустов в цвету, затем прошел через дворик Водоема, названный так по расположенному в центре его большому бассейну, потом — через дворик Мезуара, или Женских бань, в бассейне которого во времена мавританских халифов была женская купальня.

Если бы ум и сердце дона Иньиго не были поглощены огромной заботой, он — несмотря на то что в скитальческой своей жизни ему довелось познакомиться со многими памятниками Старого и Нового Света, — конечно, постоял бы у входа в первый дворик: там и в наши дни нерешительно останавливаются изумленные путешественники, предчувствуя, что входят в таинственный, незнакомый мир Востока.

Но дон Иньиго едва поднял голову, чтобы взглянуть на огромную великолепную вазу, стоявшую на пьедестале; испанская нерадивость виной тому, что в наши дни она ветшает в закоулке какого-то музея, куда никто не ходит, а в те времена она была лучшим украшением двора, над которым высилась башня Комарес, вздымаясь над балками из кедрового дерева и кровлями, крытыми позолоченной черепицей; пурпурные и оранжевые зубцы башни вырисовались на синем прозрачное небе.

Из дворика Водоема дон Иньиго вошел в переднюю, называвшуюся залом de la Barca, оттуда — в зал Послов; но ни своеобразие формы, давшей передней название зала Лодки, ни переплетение арабесок на стенах, ни великолепный узорчатый свод, расписанный зеленью, лазурью, багрянцем, ни чудесные, тончайшие лепные работы, подобные тем, над которыми тысячелетиями терпеливо трудится природа, создавая сталактиты, — словом, ничто не могло ни на миг отвлечь дона Иньиго от мысли, не дававшей ему покоя.

Стремительно в молчаливом раздумье он миновал восхитительный павильон, называемый ныне Токадором королевы; из окон его был виден Хенералифе, похожий на необъятный олеандровый куст, на котором красуются павлины, подобные золотым и сапфировым птицам; он ступал по плитам из белого мрамора, испещренным крошечными отверстиями — по огромным курильницам, из которых окуривали благовониями султанов, когда они выходили из бань; затем, уже не останавливаясь, он прошел через сад Линдарахи (ныне там пустырь, поросший кустарником, а прежде был роскошный цветник), оставил по левую сторону султанские бани, еще хранившие дыхание красавицы, прозванной Цепью Сердец, и гордой Зобейды, и вот, наконец, он очутился в Львином дворике, где его и ждал король.

Львиный дворик описывали так часто, что нам нет надобности вновь обращаться к этому; ограничимся лишь беглым эскизом его внешнего вида и его достопримечательностей, представив читателям, так сказать, макет, безусловно необходимый для нашей мизансцены.

Львиный дворик — прямоугольник в сто двадцать футов длиной и семьдесят три фута шириной, окруженный ста двадцатью восемью белыми мраморными колоннами с капителями из золота с ляпис-лазурью.

Галерея на высоте двадцати восьми футов нависает над обширным patio[14], посреди которого возвышается знаменитый фонтан Львов.

Дон Иньиго, войдя в Львиный дворик, увидел, что тот превращен в шатер: натянутые над двором широкие полосы ткани национальных цветов Испании и Австрии — красных, черных и желтых — послужили также и защитой от горячих солнечных лучей.

Вода выбивалась из всех отверстий фонтана Львов, освежая воздух в этом огромном шатре; здесь был накрыт стол для обеда, устроенного в честь молодого короля городом Гранадой и высшей знатью Андалусии.

Гости прохаживались — кто по Львиному дворику, кто по расположенному рядом залу Двух сестер, а кто и по окружающей двор галерее.

Прислонившись головой к одному из золотых львов фонтана, дон Карлос слушал своего первого министра графа де Шьевра и рассеянно поглядывал на кровавые пятна, что испещряют гранит, — говорят, это следы крови обезглавленных — тридцати шести Абенсераджей (их заманили сюда как в западню Зегрисы).

О чем же раздумывал дон Карлос; почему, когда он внимал речам первого министра, безучастный, отсутствующий взгляд короля не менял выражения? Да просто он забыл, что находится в Львином дворике, в Гранаде, и мысленно перенесся во Франкфурт, в зал, где происходят выборы; все самые поэтичные легенды о мавританских междоусобных войнах ничего не стоили в его глазах по сравнению с вопросом, раздававшимся в каждом биении его сердца: «Кто же будет императором Германии — я или Франциск Первый?»

Но вот придверник, приблизившись к королю, сообщил, что явился верховный судья.