Правда, как только удавалось миновать это орлиное гнездо, носившее имя Альхамы, идти становилось легче, и путники попадали в долину Хаэны, если они направлялись из Малаги в Гранаду через более простой спуск. Преодолев все эти препятствия, путник, однако, не чувствовал себя в безопасности, хотя, конечно, теперь опасность была менее ощутима, но все еще присутствовала в сознании. Ни справа, ни слева не было пропастей, дорогу окружали густые заросли кустарника, но то здесь, то там попадались кресты со зловещими надписями. Эти кресты отмечали могилы путешественников, убитых бандитами. В то неспокойное время они заполонили горы Кордовы и Гранады, то есть Сьерру-Морену и Сьерру-Неваду.
Надписи, покрывавшие эти кресты, не оставляли никакого сомнения в причине смерти тех, кто покоился под ними. Проезжая по этим землям после тех путешественников, с которыми через несколько мгновений познакомятся наши читатели, три века спустя, мы видели подобные кресты и списали с них мрачные и вовсе не вселяющие в путников успокоения слова:
«Здесь убит путешественник.
Молитесь о его душе».
«Здесь убиты отец и сын.
Они покоятся в одной могиле.
Да прибудет с ними милосердие Божье».
Но чаще встречаем другое: «Aqui mataron un hombre»[6]. Это подобие кладбища растянулось на полторы-две мили, во всю ширину долины. Далее, перебравшись через ручеек, который, обогнув деревню Касен, впадал в Хениль, путники оказывались в другой части гор. Они были менее суровы, чем первые, и легче проходимы. Тропинка, миновав узкие места и остроконечные скалы, теперь терялась в необъятном сосновом бору. Путник чувствовал, что вступает в более спокойную местность. Мили полторы дорога шла в тени леса, а затем глазам путешественника открывался райский уголок. К нему вел пологий спуск – зеленый ковер, испещренный желтыми благоухающими цветами дрока и красными ягодами толокнянки, очень похожими на землянику; вкус этих ягод скорее напоминает банан, нежели ту прекрасную ягоду, на которую они похожи. Достигнув этого места, путник мог облегченно вздохнуть: он оставил позади двойную опасность – разбиться, скатившись в пропасть, или быть убитым бандитами.
Слева от дороги, в четверти мили от нее, возвышалось точно построенное из меловых камней маленькое строение, одновременно походившее и на таверну, и на крепость. Террасу этого сооружения окружал парапет с прорезанными в нем амбразурами, дверь была обита железом. Над ней был нарисован смуглый мужчина с черной бородой и тюрбаном на голове. В руке он держал скипетр. Под портретом красовалась следующая надпись: «Al Rey Moro»[7].
Хотя из этой надписи вовсе не следовало, что мавританский король, под покровительством которого стала процветать таверна, был последним властелином Гранады, – это было очевидно всякому человеку, даже совершенно чуждому искусства. Художник явно старался изобразить сына Зорая, Абу Абала, прозванного Аль-Закиром, которого Флориан сделал одним из главных персонажей в своей поэме «Гонсальво де Кордова»[8], наделив его именем Боабдила[9].
Наша поспешность и желание пустить лошадь галопом, чтобы поскорее добраться до таверны, – что, впрочем, вполне отвечало привычкам путешественника, – помешали нам обратить внимание на особу, достойную отдельного описания, хотя ее и окружала очень скромная обстановка. Эта девушка сидела в тени старого дуба, за небольшим холмом, где ее сложно было сразу заметить. Ей было лет семнадцать-восемнадцать, некоторыми чертами она походила на мавританку, но в то же время в ней можно было увидеть и представительницу европейских народностей, что только делало честь ее внешности. Она, вероятно, происходила от смешения двух рас и представляла собой как бы промежуточное звено, редкое сочетание жгучей обольстительности южной женщины с нежной красотой девы севера. Волосы ее были так черны, что напоминали крыло ворона; они обрамляли чудный овал ее лица, преисполненного необычайного достоинства. Ее большие голубые глаза были подобны цветам барвинка, их оттеняли такие же черные, как ее волосы, ресницы и брови. Ее алые губы напоминали цветом вишню, а белоснежные зубы могли бы соперничать с жемчугом. В каждом изгибе ее шеи проглядывала лебединая грация, гибкий стан походил на колеблющийся над озером тростник или на качающуюся от ветра пальму на оазисе, босые ноги отличались маленьким размером и красотой формы. Такова была внешность особы, на которую мы решили обратить внимание читателя.