Сальтеадор

Трижды солдаты пытались спуститься в грот, но все попытки кончались одинаково. И трижды душераздирающий вопль вылетал из бездны и такой же вопль вторил ему с вершины горы.

Очевидно, после этого, после гибели солдат, осаждающие решили прибегнуть к иному способу, потому что крики стихли и никто больше не появился.

Зато подкопщик продолжал долбить скалу; было ясно, что дело движется.

Дон Фернандо, припав ухом к стене, дождался сумерек.

Ночь грозила ему двоякой опасностью.

Солдаты едва ли решились бы осаждать пещеру, зато приближался человек, пробивавший скалу, правда, он кончит подкоп не раньше, чем через час. Изощренный слух подсказывал Сальтеадору, что подкоп ведет один человек, отделенный от него всего лишь тонким пластом земли, — было слышно, как он отгребает землю.

Сальтеадор недоумевал — шум, доходивший до него, не походил на стук лопаты или мотыги, казалось, что кто-то беспрерывно роет землю руками.

Шум нарастал. Сальтеадор в третий раз припал к стене грота. Подкопщик был уже совсем рядом, слышалось его прерывистое, хриплое дыхание.

Фернандо стал прислушиваться еще напряженнее, и вдруг глаза его блеснули, осветив все лицо, и озорная улыбка тронула губы. Он выскочил из грота, подошел к самому краю отвесной кручи, наклонился над бездной, спеша убедиться, что извне ему ничто не угрожает.

Вокруг царила тишина, ночь выдалась темная и безмолвная. Видно, солдаты решили больше не нападать, а взять Сальтеадора измором.

— О, мне надо всего полчаса, — прошептал Фернандо, — и тогда королю дону Карлосу не придется оказывать мне милость, о чем его так упрашивают…

Он вернулся в грот и, зажав нож в руке, стал копать землю, пробиваясь навстречу тому, кто двигался на него.

Землекопы быстро сближались. Минут через двадцать хрупкая преграда, еще разделявшая их, рухнула, и, как ожидал Фернандо, в отверстии показались огромные лапы и голова медведя-исполина.

Зверь тяжело дышал. Его дыхание походило на рев. Этот рев был знаком Фернандо — по нему бесстрашный охотник не раз находил грозного хищника.

Слушая дыхание зверя, Фернандо составил план бегства.

Он рассудил, что берлога медведя, вероятно, примыкает к гроту, что берлога никем не охраняется и, следовательно, послужит для него выходом.

Все складывалось так, как он предполагал, и, с усмешкой посмотрев на зверя, Фернандо сказал вполголоса:

— А ведь я всегда узнавал тебя, старый приятель; ведь по твоему следу шел я в тот день, когда меня окликнула Хинеста, ведь это ты зарычал, когда я хотел взобраться на дерево и посмотреть на пожар, а теперь ты наконец волей-неволей поможешь мне спастись. Прочь с дороги!

С этими словами он полоснул острием кинжала медвежью морду.

Брызнула кровь, зверь взревел от боли и попятился в берлогу. Сальтеадор скользнул в отверстие с быстротой змеи, очутился рядом с медведем и увидел, что зверь загородил проход.

— Да, — заметил Фернандо, — все ясно: один из нас выйдет отсюда; остается узнать, кто же?

Зверь ответил угрожающим рычанием, будто поняв его слова.

Воцарилась тишина, противники мерили друг друга взглядом.

Глаза медведя горели словно раскаленные уголья. Враги замерли. Каждый выжидал, собираясь воспользоваться неверным движением противника.

Человек первым потерял терпение.

Фернандо искал глазами камень. И случай помог ему: рядом валялся увесистый обломок скалы.

Горящие глаза зверя послужили ему мишенью, и обломок, словно брошенный метательной машиной, с глухим треском ударился о голову зверя. Такой удар размозжил бы лоб быку.

Медведь покачнулся, и его глаза, сверкавшие молнией, закрылись. Но немного погодя зверь, как видно, собираясь напасть на человека, с рычанием поднялся на задние лапы.

— Ага, — произнес Фернандо, шагнув вперед, — наконец-то осмелился!

И, упираясь грудью в рукоятку ножа, он направил лезвие на врага.

— Ну, приятель, давай обнимемся.

Объятие было гибельным, поцелуй смертельным. Фернандо почувствовал, что когти медведя вонзаются в его плечо, а острие кинжала тем временем углублялось в медвежье сердце. Человек и зверь вцепились друг в друга и катались по берлоге, залитой кровью раненого хищника.

XX. ГОСТЕПРИИМСТВО

Уже стемнело, когда Хинеста углубилась в горы.

Но мы пока не будем догонять ее, а войдем в дом Руиса де Торрильяса вслед за верховным судьей Андалусии.

Вероятно, читатель помнит, что сказал король дону Иниго, возвращаясь с Хинестой из Мирадора королевы.

Дона Иниго нисколько не тревожила мысль о том, по какому же праву Хинеста добилась от короля помилования, в котором он отказал и дону Руису, и ему самому, и тотчас же направился к дому дона Руиса, расположенному на площади Виварамбла, близ городских ворот.