Сальто-мортале (сборник)

Когда мамина подруга тётя Неля работала буфетчицей в цирке, к нам в город приехала всемирно известная иллюзионистка, и звали её, кажется, Гертрудой, но не исключено, что Виолеттой, а возможно, даже Сюзанной. Точно я не помню, но имя было загадочным. Из какого мира это небесное тело рухнуло на наш город, я не знаю, но тётя Неля рассказывала, что эта артистка крайне надменна и капризна, и даже сам директор цирка почему-то лебезит перед нею, как дворняжка перед колбаской. Рядовых сотрудников это обстоятельство крайне раздражало и вызывало ироническую скорбь, поскольку с ними директор не церемонился. Может быть, именно поэтому мама и тётя Неля в разговорах между собой звали эту цирковую супер-пупер Звезду просто и незатейливо – Звезданутая.

Звезданутую цирковую знаменитость я видел, и не один раз, потому что она обслуживалась у моей мамы, которая работала в парикмахерской и едва ли не каждый божий день строила на её голове неимоверно пышную причёску. На эту причёску – а вот это я запомнил точно – уходило два шиньона. Сначала мама принимала Приму в парикмахерской, а потом уже и дома, от чего наш семейный достаток немного подрос.

Прима была обыкновенной женщиной, ничем не примечательной, за исключением усиленной и даже необузданной манерности: она вела себя, как капризная принцесса, уставшая от внимания поклонников, придворной челяди и шутов. И теперь у меня перед глазами её неспешные и томные движения, взгляды, обращённые под веки, глубокие ахи и вздохи – действительно абсолютно Звезданутая, причём на всю голову. Глядя на Приму, создавалось впечатление, что иллюзионистка однажды вышла на сцену, а сойти с неё забыла. Но подлинной жизнью она дышала на арене нашего нового цирка, в своём водном аттракционе, расцвеченном причудливыми танцами фонтанов. Её номер занимал всё второе отделение, отчего перерыв полностью приходился на установку и монтаж её громоздкого оборудования. Кстати, я знал, что под ареной цирка есть огромное помещение, в которое во время представления исчезали её помощницы-красавицы. Они тоже бывали на приёме у мамы, и я видел их заспанные и малопривлекательные физиономии. И должен признаться со всею прямотой – они не были красавицами, а уж кто и был настоящим иллюзионистом в нашем городе, так это моя мама. И тогда уже я задумался над неутешительным выводом: ох и дурят же нашего брата-мужика! Ох, как дурят! Прямо в бараний рог скручивают, в самокрутку сворачивают, как младенцев беспомощных пеленают, нежными, в боевой маникюрной окраске пальцами, чтобы только не вырвался из цепких и беспощадных женских рук.

Памятный разговор с Примой произошёл случайно. Я вернулся из школы, сумка с книгами улетела на диван, я – на кухню, где что-то и быстро успел закинуть на дно желудка и готов был уже бежать на тренировку, как услышал из маминой комнаты:

– Юноша, это вы?

Я приоткрыл дверную щёлочку в мамины апартаменты, и предо мной явилась чудовищная картина: на стуле сидела Прима, в заношенном мамином халате, моих тапочках и с целлофановым пакетом на голове, из-под которого вытекала коричневыми струйками то ли краска, то ли какая иная секретная женская приманка. Вся эта прелесть ручейками бежала по её лицу и, точно лава. застывала на шее неопрятной коростой.

– Юноша, – как-то безразлично и даже лениво поинтересовалась Прима, – вы любите цирк?

Более дурацкого вопроса в своей жизни я не слышал. Разве можно не любить цирк мальчишке в четырнадцать лет, который вот уже пять лет бегает в гимнастический зал и мечтает стать великим и знаменитым спортсменом!

– Конечно, люблю!!!

– А доводилось ли вам бывать на наших представлениях?

– Да, конечно, – с меньшим энтузиазмом ответил я, поднял глаза на часы, до тренировки ещё полчаса, то есть в распоряжении Примы не более пяти минут. Она явно скучала, видимо, мама накрасила её, а сама куда-то ушла, и Приме хотелось разделить с кем-нибудь вынужденное безделье.

– А кто вам, молодой человек, более всего симпатичен: фокусники, жонглёры, – она отчего-то манерно ударяла на «о», – или клоуны? Наверное, всё-таки клоуны? Я угадала? – Прима сидела неподвижно, её глаз из-за надвинутого на лоб пакета практически не было видно, и я глядел только на мимику её губ.

– Мне нравятся акробаты!

– Очень странно! Отчего же не клоуны? – закапризничала Прима.

– Клоуны тоже, но акробаты больше.

– Хотя бы, например, фокусники? Акробаты крайне грубы и дурно воспитаны, – попыталась преподать мне урок назидания Прима.

– Но они стоят на руках, как боги! – с восторгом заявил я, и, чтобы окончательно решить спор и убедить Приму, распахнул дверь настежь и тут же, в проёме, встал на руки, развернулся и, шлёпая ладонями по полу, пошёл к выходу.

– Браво! – услышал я уже на лестничной площадке. – Недурственная техника!