Салтыков. Семи царей слуга

— Я начинаю войну с Данией, — оглоушил фельдмаршала Петр новостью. — Как вы думаете, кого можно поставить главнокомандующим?

«Раз спрашивает: кого поставить, значит, меня минует чаша сия», — подумал Бутурлин и тут же ответил:

— Салтыкова Петра Семеновича.

— А я что говорил?! — вскричал император, с торжеством глядя на Унгерна. — Барон мне толкует: Румянцева, а я ему — Салтыкова.

— Румянцев молод, горяч, — сказал Бутурлин, уже догадавшийся о строе мыслей монарха.

— Вот именно, — обрадовался Петр. — Я так и говорил барону. Где сейчас Салтыков?

— По всему, он должен быть дома, то есть в Петербурге, я его после болезни отпустил в отпуск, — сказал Бутурлин.

— Унгерн, велите вызвать ко мне Салтыкова и заодно пошлите за Румянцевым. Где он сейчас, Александр Борисович?

— В Кольберге, отстраивает после бомбежек.

— Вызвать, вызвать. Я должен дать ему инструкцию. Как вы думаете, граф, если я отправлю его корпус в авангарде армии?

— Для этого Румянцев годится лучше кого-либо другого, ваше величество.

— Вот и отлично. Главное командование поручу Салтыкову, но к началу боев сам прибуду на театр войны.

— Но стоит ли вам рисковать? — заметил Бутурлин.

— Нет, нет! Еду обязательно. Мой дед Петр Первый всегда был при войсках. Так что не отговаривайте меня. Вели-! кий Фридрих тоже неразлучен с армией.

В тот же день вечером Бутурлин нанес визит отпускнику фельдмаршалу Салтыкову. Сбросив на руки слуге епанчу и шляпу, он прошел в кабинет к хозяину.

— Здравствуй, Петр Семенович, — молвил, потирая с мороза руки.

— Здравствуйте, Александр Борисович. Какими ветрами к нам?

— Благоприятными, Петр Семенович, благоприятными. Как ваше здоровье-то?

— Слава богу, ваше сиятельство.

— Вот зашел вас поздравить, Петр Семенович. Принимайте командование сызнова.

— С чего бы это?

— А разве у вас не было посыльного от государя?

— Не было.

— Значит, завтра будет. Вы вновь назначаетесь главнокомандующим.

— Но я слышал, война с пруссаками кончилась.

— С пруссаками кончилась, с датчанами грядет.

— Вот те раз. А с ними-то за что?

— На Голштинию, вишь ли, датский король Фридрих Пятый покушается, а наш государь того стерпеть не может.

— Ну что ж, — после некоторого раздумья сказал Салтыков, — мы солдаты, прикажут на Америку, и на нее пойдем.

Бутурлин догадался, что Салтыков намекает на дальность расстояния до театра войны.

— Конечно, далековато, я с вами согласен.

— Каждая булка, довезенная туда, в конце пути золотой станет, — вздохнул Салтыков. — Будем есть «золотые», коли прикажут.

«Ох, как бы не пришлось вместо булок лапу сосать», — подумал Бутурлин, на собственной шкуре испытавший трудности со снабжением армии провиантом вдали от баз и магазинов.

— Если завтра он вызовет вас, скажите ему о провианте.

— Скажу, конечно, хотя вряд ли он послушает.

— Я вижу, вас не обрадовало назначение?

— Отчего же? Среди солдат я только и чувствую себя нужным. Меня беспокоит снабжение. Идти придется через Померанию, а там, как я полагаю, шаром покати, кто только не топтался там.

— Но там не так далеко Кольберг.

— Вот на него только и будет надежа со снабжением.

Гольц прибыл в Петербург с бароном Швериным, и первым делом они посетили английского посланника Кейта, как и велено было.

— Если вы хотите понравиться императору, то отдайте первый визит его дяде, принцу Георгию, которого он только что выписал из Голштинии. Тогда вам будет обеспечен кредит при дворе, — посоветовал англичанин.

— А о чем с этим дядей можно говорить? — спросил Гольц. — Он ведь здесь недавно, как вы сказали.

— Зато имеет влияние на императора, а значит, через него вы сможете давить на Петра.

— А как сам император?

— Император, увы, во многом ведет себя как ребенок.

— В чем это выражается?

— Ну, скажем, в том же курении. Пока жива была Елизавета, он и не думал о табаке. А как только она умерла, он, подражая своим офицерам-голштинцам, а их вокруг него много, начал курить трубку. Мало того, заставляет дымить всех окружающих. Таскает за собой короб с табаком и трубками и, к кому явится в гости со всей оравой голштинцев, первым долгом начинает дымить сам и другим велит. А русские многие не очень уважают курящих. Но он весьма пренебрежительно относится к русскому народу, а это может кончиться плохо. Даже на отпевание своей тетки не явился, чем вызвал ропот в обществе.

— А кто на него оказывает большее влияние?

— Я полагаю, любовница.

— А жена-императрица?

— Он открыто третирует ее, а это тоже не очень нравится обществу.

— Сказывают, при дворе Шуваловы в силе?

— Были. А теперь Петр Шувалов при смерти, а Иван, бывший фаворит Елизаветы, отошел от дел. Император повелевал ему стать вице-канцлером, говорят, он на коленях упросил Петра не назначать его. И это тоже подозрительно.

— Чем подозрительно?

— Тем, что отказывается от власти. Обратите внимание, отказывается тот, кто все время был у власти. В искренность этого отказа плохо верится.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Гольц. — Спасибо за ваше обстоятельное сообщение.