Салтыков-Щедрин. Искусство сатиры

Претерпевает изменения и одна из главнейших тем «Губернских очерков» — разоблачение чиновничества. Мелкое и среднее чиновничество, преобладавшее в первой книге писателя, уступает в «Невинных рассказах» и в «Сатирах в прозе» первое место высшим представителям губернской бюрократии. Наиболее яркими ее олицетворениями служат Удар-Ерыгин и особенно генерал Зубатов, образ которого, проходя через ряд рассказов, перерастает в символ всей государственной администрации царизма. В связи с перемещением акцента на бюрократические верхи сами приемы обрисовки относящихся сюда типов становятся более резкими, бичующими.

Характерные особенности освободительной борьбы на рубеже 60-х годов и черты Салтыкова как мыслителя и художника, страстно отдававшегося этой борьбе, с наибольшей полнотой и рельефностью запечатлены в очерках «глуповского» цикла, составивших основную часть «Сатир в прозе».

Очерки о «глуповцах» (1861 — 1862) объединяет идея об исторической обреченности представителей старого крепостнического режима, о крушении их политического господства, их нравственном и физическом вырождении. Салтыков полагал, что люди крепостнических убеждений не устоят перед напором общественных демократических сил, не сумеют сохранить своих командных позиций в государстве. Демократическая интеллигенция, проявив героические усилия, сумеет добиться скорой победы. Считая сопротивление крепостников исторически обреченным на неминуемый провал, тщетным и потому глупым, сатирик присваивает приверженцам старины наименование глуповцы, называет их жителями города Глупова.

Местом действия «Губернских очерков» и целого ряда произведений, написанных Щедриным вслед за ними, был город Крутогорск. Это вымышленное название первоначально не заключало в себе иного смысла, кроме условного географического определения, и в связи с местом ссылки Салтыкова нередко воспринималось читателями как псевдоним Вятки. Неудобство такого ограничительного понимания Салтыков все более осознавал по мере того, как его сатира углублялась в общий «порядок вещей» крепостнической монархии. И недаром образ города Глупова впервые появляется именно в очерке «Литераторы-обыватели» («Современник», 1861, № 2), где Салтыков выразил внутренне назревшую к 60-м годам потребность открыто размежеваться с теми либеральными обличителями, которые, угодливо подчиняясь правительственным нормам «гласности», не шли дальше обличения отдельных фактов чиновничьих злоупотреблений и с которыми вольно или невольно смешивали Салтыкова некоторые читатели.

Таким образом, пришедший на смену Крутогорску город Глупов явился той ядовитой художественной метафорой, которая сопротивлялась локальному истолкованию и сатирически клеймила весь самодержавно-крепостнический режим.

В рассказах «глуповского» цикла («Литераторы-обыватели», «Клевета», «Наши глуповские дела», «К читателю», «Глупов и глуповцы», «Глуповское распутство») Салтыков настойчиво проводит мысль об обреченности и «умирании» старого, крепостнического мира. Здесь то и дело мы встречаемся с утверждениями следующего рода: глуповское миросозерцание «окончательно заявляет миру о своей несостоятельности»; «позволительно нынче окончательно рассчитаться с прежнего жизнью»; «для вас, — обращается Салтыков к командующим глуповцам, — остается одно только приличное убежище: смерть»; «вы находитесь накануне смерти» и т. д. Окончательное крушение крепостнических форм жизни рисовалось Салтыкову в более или менее близкой перспективе. Он сделал вывод, что наступило время, когда передовая, демократическая мысль, «доведенная до энтузиазма», продолбит «камни невежества и предрассудков» (III, 50). Многие страницы произведений «глуповского» цикла представляют собой страстные, патетические монологи, проникнутые глубокой верой автора в «волканическую силу» передовой мысли и горячим убеждением, что уже началось «обмирщение» и торжество тех общественных идеалов, носителем которых пока является «мыслящее меньшинство». Это была просветительская мечта о возможности достижения больших и скорых практических результатов без насильственного переворота, путем идеологической войны; это была попытка просветительского штурма твердынь крепостничества и самодержавия. Салтыков временно разделял иллюзии, что уже тогда, в начале 60-х годов, при пассивной поддержке народа передовые интеллигенты, опираясь на свое идейное превосходство над противником, могут достичь коренных демократических перемен мирным путем, путем героической пропагандистской деятельности.