Издание в 1942 году знаменитой книги художника Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим в затейливом переплете с сотней интереснейших иллюстраций и фотографий еще больше подлило масло в огонь всеобщего интереса американцев к его оригинальнейшей личности.И действительно, испанский маэстро умудрился даже и здесь, на чужом ему поле, доказать свое превосходство и написать книжку, которая была ни на что не похожа. Самоирония, остроумие, блеск, неожиданные ходы и парадоксальная игра мысли: Дали, как и всегда и везде, остается верен себе, своей любви к фантастике и сочинительству, ему скучно заниматься банальным бытописательством и сведением фактов, и он с потрясающей изобретательностью расцвечивает свою и без того богатую жизнь невероятными приключениями, историями и байками. Одна из глав его книги называется Детские воспоминания о том, чего не было, а другая - Внутриутробные мемуары, и эти забавные, ироничные названия лучше всего свидетельствуют о том, что и в 38 лет Дали оставался все тем же нескладным, странным ребенком и как ребенок по-прежнему предпочитал цветные, яркие, сумасшедшие «сны наяву» слишком скучной и предсказуемой жизни.
Дали прожил в Америке восемь лет, и как дома, и как всю свою жизнь, он фантастически много работал и успел за эти недолгие годы блеснуть талантами на самых многообразных поприщах. Помимо Тайной жизни, произведшей в американском обществе сенсацию, он написал и выпустил в свет роман Скрытые лица, на сцене Метрополитэн-опера поставил балет Вакханалия, написал либретто и выполнил декорации к балету Лабиринт, иллюстрировал книги, сотрудничал в Голливуде с Хичкоком, пробовал делать сюрреалистический мультфильм для Диснея и в самом начале 1948 года выпустил еще одну блестящую, остроумную книгу под названием Пятьдесят секретов магического мастерства.
Частное собрание
А среди живописных работ американского периода есть такие популярные и чрезвычайно любимые публикой полотна, как Геополитик, наблюдающий за рождением нового человека (1943), Сон, навеянный полетом пчелы вокруг граната за секунду до пробуждения (1944) и знаменитейшее Искушение Святого Антония (1946), написанное специально для конкурса, проводимого американским продюсером Альбертом Левиным в связи со съемкой фильма Милый друг по одноименному роману Ги де Мопассана.
Замечательно остроумно в этой последней работе сделано изображение кошмарных фантомов, которые искушают святого отшельника: они одновременно пугающе, несоизмеримо с человеком огромны и, кажется, легко его могут сокрушить и уничтожить. а с другой стороны, их тонкие паучьи лапки выдают их химерический. бредовый, ненастоящий характер. способность тут же раствориться. развалиться, исчезнуть, как только человек противопоставит им свою веру и волю. Двойственная, пластичная и гибкая природа зла - вот о чем здесь предупреждает Дали: с одной стороны, его пугающая огромность, способная при попустительстве человека заполнить собою весь мир, чтобы его уничтожить, а с другой - его уязвимость, слабость и трусость, если человек сумеет дать ему достойный отпор.
Частное собрание
Собрание журнала Плейбой, Лос-Анджелес
Обязательно нужно сказать и о двух выдающихся портретах Галы, написанных Дали в эти американские годы. Это, прежде всего, его Галарина (1944-1945) - строго реалистическое, без привычных далианских выдумок и затей изображение, сделанное как будто в негласном соревновании с вечными классиками.
Музей Метрополитен, Нью-Йорк
Пятидесятилетняя Гала написана здесь в расстегнутой кофточке и с вызывающе обнаженной грудью. Такой же вызов мы читаем и в ее быстрых глазах, смотрящих прямо на зрителя, в ее мужском волевом подбородке, в чуть насмешливо сжатых губах и в той решимости, которой светится весь ее облик. Кто это? Воительница? Амазонка? Или просто «железная женщина», огнем и мечом защищающая интересы своего великого мужа?
Совсем иначе решен портрет с витиеватым и длинным названием - Моя повелительница, созерцающая свое отражение в виде архитектурного сооружения (1945). В этой работе ясно читаются и поклон классике, и реверанс в сторону модного сюрреализма. По-энгровски холодная, красивая и изысканная живопись, любование красивой линией спины, пластичностью тканей и складок, и кольцами вьющихся волос легко и изящно переходит здесь в головокружительную сюрреалистическую конструкцию, которая как бы облегчает некую тяжеловесность традиционного реализма и украшает его грациозной, барочной затеей.