Сальвадор Дали

В 1971 году он поделится некоторыми секретами и соображениями: «В течение десяти лет я постоянно и углубленно занимался изучением проблем человеческого зрения и пришел к выводу, что мы имеем только очень общее представление о психологии зрения. Зрение избирательно: мы видим лишь то, что по каким-то причинам хотим увидеть, вернее, то, что, как нам кажется, там должно быть. Но если эти причины устранить, а нашу уверенность поколебать, то мы увидим нечто иное. Кстати, зрительные реакции поддаются контролю. Их можно, говоря языком радиофизики, собрать в пучок или же рассеять посредством факторов чисто психологического порядка. Многолетние исследования в данной области привели меня к заключению, что такое явление из области психологии, как "отвод глаз", — реальность, а не пустые мечты. Чтобы получить подтверждение этому, нужно ставить опыты в лабораторных условиях».

Дали, который многое сам про себя объяснял и особенно часто делал это в тот период, о котором мы сейчас говорим, почувствовал, что американцы, несмотря на все потуги, не могут уловить смысл в названиях его картин, представленных на выставке. И он принялся растолковывать им этот смысл. Порой его объяснения были еще более экстравагантными, чем само произведение или его название, но разве в этом дело?! Главное — объяснение получено и чувства просвещенного таким образом зрителя из разряда обиженного непонимания переходят в разряд признательности: ведь если он вдруг купит какую-нибудь картину, то не ударит в грязь лицом перед своими гостями, поскольку легко сможет ответить на все их вопросы относительно ее.

Что все сразу же отметили тогда, так это умение Дали извлечь пользу из любого инцидента. Причем никто в Нью-Йорке, видимо, даже не придал значения тому факту, что, защищая свое право на творчество путем крушения витрины универмага «Бонвитт-Теллер», Дали мог поранить многих людей. Все восторгались его способностью сделать себе рекламу из ничего и превозносили его ум.

Дали и без того прекрасно знал, что путь к успеху лежит через громкие скандалы и шумиху, но именно в этот момент он стал для Америки не просто художником, он стал знаменитостью.

Не в этот ли ключевой для своей карьеры момент он интуитивно закрепил за собой имидж истинного художника, каким его представляет себе обыватель: сумасброда, безумно богатого или абсолютно нищего и непременно с собственной музой? Доказательств тому нет, но многое на то указывает.

Позже в «Дневнике одного гения» (запись от 1 мая 1952 года) Дали напишет, что собирается работать над новой книгой, которую озаглавит «Жизнь Сальвадора Дали, рассматриваемая как произведение искусства». И еще, 4 июля 1952 года: «Придет день, когда моя самобытность вынудит людей обратиться к моему творчеству. Это куда эффективнее, чем ждать, когда наконец народ поймет личность художника через его творчество».

Отныне его поведение и его творчество — единое целое. Артистическое сообщество тут же воспользовалось представленным шансом полить Дали грязью. Первым сообразил что к чему Кирико. «Дали, — говорил он, — чтобы привлечь внимание к своей работе, которую, по правде говоря, никто не считает сколько-нибудь интересной, вынужден устраивать скандалы самым что ни на есть неловким, гротескным и провинциальным образом и в результате привлекает к себе внимание некоторых заокеанских идиотов, снедаемых скукой и снобизмом, но даже эти идиоты, по всей видимости, начинают уставать от него».

Но нет, «идиоты» вновь и вновь обращают в его сторону свои взоры: и вот уже Дали получает приглашение оформить павильон Всемирной выставки в Нью-Йорке, организатором которой выступает Уильям Моррис. Дали предлагает проект под названием «Сон Венеры». Пробившись сквозь дебри контрактов, подложных писем, споров, истинного и мнимого непонимания, а также неизбежных компромиссов, он возводит нечто, олицетворяющее собой место рождения Венеры, то есть то место, где родилась любовь.

Попав в павильон через вход, расположенный между раздвинутых ног изваянной женской фигуры, посетитель выставки вначале должен был оказаться в полной темноте, затем, по мере ее рассеивания, увидеть так называемых «сирен-маньячек», играющих на «мягком» пианино, стоящем в окружении каучуковых деревьев. Другие сирены в сетчатых чулках и ластах должны были, сидя в бассейне, печатать на машинке или доить коров. Рядом с бассейном предполагалось установить одну из версий «Дождливого такси» с сидящим внутри Христофором Колумбом.