Сальвадор Дали

После того как его восковая статуя была установлена в музее Грёвен рядом со статуей Франсуазы Саган, в мае 1979 года его приняли в члены Французской академии изящных искусств. Он был божественным Дали, а теперь стал бессмертным. Практически все ведущие телевизионные компании мира освещали это событие. Академики не помнили подобного столпотворения под сводами академического «Купола», который почти что брали штурмом в тот день, когда там чествовали их вновь обращенного коллегу. Сбившиеся с ног распорядители, толпы фотографов, давка, суета, недоразумения. «Это немыслимо!» — восклицали шокированные академики, возможно, отчасти из зависти, но главным образом будучи не в состоянии прийти в себя от изумления.

Когда в зал вошел мэтр, возбужденная публика встала с мест и принялась аплодировать. Наконец все вновь уселись. Речь Тони Обена[547] изобиловала «остротами», пожалуй, излишне подчеркнутыми. На них слушатели реагировали вежливым смехом: «Вы гений, сударь, вы это знаете, и мы это знаем. Ни у кого нет повода для сомнений. Если бы это было не так, вас не было бы среди нас...»

Пришла очередь Дали. Воспользовавшись тем, что предыдущий оратор — Марьяно Андрё — назвал его редкой птицей, он принялся петь дифирамбы, в которых нашлось место и золотому руну, и лобковому волосу. В зале почувствовалось оживление. Тут Дали сел на своего любимого конька и принялся рассказывать о том, каким «мощным» стимулом стали для него труды «великого ученого, математика и тополога» Рене Тома, автора теории катастроф: «Это самая прекрасная теория в мире, и меня она интересует в первую очередь с эстетической точки зрения, поскольку в каждой из "элементарных катастроф" (он их насчитал шесть: параболическая, ласточкин хвост и т. д.) меня привлекает исключительно эстетическая сторона. Его внимание они привлекли по другим причинам...» Затем он перешел к Гейзенбергу, затем — к дезоксирибонуклеиновой кислоте. Публика слегка заскучала. У Дали стали появляться провалы в памяти. Он начал рыться в своих бумажках (это он-то, гений импровизации!), нашел то, что искал, упомянул Галу, затем заговорил о Веласкесе. «Веласкес нарисовал Перпиньянский вокзал», — сообщил он. Зал ответил ему взрывом смеха! Дали грохнул кулаком по кафедре, за которой выступал. Стоящий на ней стакан с водой мелко задребезжал. Дали опять потерял нить своего выступления. Ничего страшного: он повернулся к хихикающему распорядителю и что-то спросил у него, затем вернулся к своим листочкам, сам себе похлопал и в крайнем возбуждении прокричал: «Возрождение Европы начнется с Перпиньянского вокзала!» В зале, внимавшем ему с одобрением, началось настоящее неистовство. И тогда Дали, решив, что пришло время ставить точку, воскликнул: «Да здравствует Перпиньянский вокзал! Да здравствует Фигерас! Ура!» Точка.

В интервью, которые он давал после этого торжественного заседания, Дали, уже несколько успокоившийся, вновь говорил о важном для него значении работ Гейзенберга и Лейбница.

— Почему вы проявляете такой интерес к науке? — спросил его один из озадаченных интервьюеров.

— Потому, что художники меня почти не интересуют. Я считаю, что художникам необходимо иметь представление о достижениях науки, чтобы покорять новое пространство — мир элементарных частиц.

В ноябре министерство почт и телекоммуникаций Франции выпустило марку ценой в три франка, изготовленную Дюрраном по эскизам Дали, на ней в профиль была изображена Марианна[548], про которую Жаклин Кора сказала, что вид ее ужасен: она размалевана, как для карнавала, а улыбка ее скорее похожа на оскал.

В декабре с большим успехом прошла выставка Дали в парижском Центре Помпиду, хотя открытие ее было сопряжено с некоторыми трудностями: часть персонала музея объявила забастовку, требуя повышения зарплаты, и пыталась преградить путь гостям, прибывшим на вернисаж. Писали даже, что кто-то бросил в лицо Дали банку с красной краской. Я такого не помню. Оскорбления в его адрес звучали, да, его обвиняли в лояльности к Франко и в нелестных высказываниях о Центре Помпиду. Тогдашний министр культуры Франции Жан Филипп Лека был в ярости, Гала тоже. Она осыпала забастовщиков бранью. Дали — нет. Он посылал им воздушные поцелуи и даже пожал руку одному из пикетчиков, сказав ему, как это было во время манифестации хиппи перед Музеем современного искусства в Нью-Йорке: «Я с вами». Короче, он сумел расположить их к себе.

Директор Центра Помпиду Понтюс Юльтан прошептал на ухо Дали: «Вы дожили до того, что какой-то музей захлопнул перед вами свои двери! Даже Пикассо, знаете ли, не удостаивался такой чести».

Газеты писали: «В кои-то веки скандал был устроен не самим Дали».