Сальватор

Когда телеги показались на дороге, раздался шквал проклятий, которыми толпа осыпала каторжников. А к этому крику присоединился яростный вопль, вырвавшийся из груди всех каторжников. Это был крик, а скорее зловещая боевая песня, известная любому каторжнику, нечто вроде вызова, который бросали каторжники обществу:

Мир воров всегда здоров!

Но аббат протянул руки к толпе и к каторжникам, и конвой продолжил свой путь в молчании и задумчивости.

Глава CXLVIII В которой супруга Камила де Розана ищет наилучший способ отмщения за нанесенное ей оскорбление

Наши читатели, вероятно, помнят слова госпожи Долорес де Розан, когда она предоставила мужу восемь дней, которые требовались ему якобы для того, чтобы уложить чемоданы и оформить паспорта.

Напомним все же последнюю фразу, которая может служить эпиграфом к этой главе и к следующей главе тоже:

«Хорошо, пусть будет восемь дней, – решительно заявила госпожа де Розан. – Но знай, – добавила она, взглянув на ящичек стола, в котором лежали запертые на ключ пистолеты и кинжал, – знай, что я уже все для себя решила до того, как ты появился в этой комнате. И если через восемь дней мы не уедем, на девятый день ты, Камил, и я, мы предстанем перед Богом и тогда каждый из нас ответит за свое поведение».

А на другой день после того, как были произнесены эти слова, Камил в середине разговора с Сальватором получил от мадемуазель Сюзанны де Вальженез записку, в которой говорилось:

«Сальватор дает мне миллион. Быстрее укладывайте чемоданы: вначале мы отправимся в Гавр. Отправляемся завтра в три часа».

– Скажите, что я все понял, – бросил Камил слуге, принесшему письмо. Затем он разорвал письмо на мелкие клочки и бросил их в камин.

Когда же он вышел из комнаты, портьера одной из дверей гостиной поднялась и в комнату вошла госпожа де Розан.

Направившись прямо к камину, она собрала все клочки разорванного мужем письма.

Тщательно осмотрев пепел и убедившись в том, что там ничего больше не осталось, госпожа де Розан снова приподняла портьеру и вернулась в свою спальню.

Сложив за пять минут все обрывки, она прочла то, что было написано в письме.

По щекам ее скатились две слезинки. Это были скорее слезинки стыда, чем огорчения. Ее провели!

Несколько минут она просидела в кресле, закрыв лицо ладонями. Она плакала и размышляла.

Затем резко поднялась на ноги и принялась ходить взад-вперед по салону, скрестив руки на груди, нахмуря брови, время от времени останавливаясь и поднося руку ко лбу, словно для того, чтобы собраться с мыслями.

После нескольких минут этого нервного хождения она остановилась и прислонилась к углу камина, усталая, но не сломленная горем.

– Они не уедут! – вскричала она. – Если только не раздавят меня колесами своей дорожной кареты!

И позвонила горничной.

Та немедленно явилась на зов.

– Что угодно, мадам? – спросила она.

– Что мне угодно? – переспросила креолка с удивлением. – Да ничего мне не угодно! Почему это вы спрашиваете, что мне угодно?

– Разве вы не звонили?

– Да, правда, звонила. Но я не знаю, зачем я это сделала.

– Вы случайно не заболели, мадам? – спросила горничная, видя, как побледнело лицо хозяйки.

– Нет, я не больна, – ответила с некоторой гордостью госпожа де Розан. – Никогда в жизни я не чувствовала себя такой здоровой.

– Если я вам не нужна, мадам, – произнесла горничная, – я прошу у вас разрешения уйти.

– Да, вы мне пока не нужны… Хотя… Подождите-ка… Да, мне надо у вас кое о чем спросить. Вы ведь родились в Нормандии?

– Да, мадам.

– В каком городе?

– В Руане.

– Это далеко от Парижа?

– Примерно в тридцати лье.

– А от Гавра?

– Почти столько же.

– Хорошо! Вы можете идти!

– Зачем мне мешать им уехать? – подумала креолка. – Разве у меня есть доказательства его неверности и предательства, кроме тех, что у меня в сердце? Мне нужно более весомое, материальное доказательство этого! Где мне найти его? Сказать ему: «Мне все известно! Завтра ты с ней уезжаешь! Не уезжай, иначе с тобой случится несчастье!» Но он станет все отрицать, как уже все отрицал до этого! Пойти к Сюзанне и сказать ей: «Вы подлое создание, не похищайте моего мужа!» Но она посмеется надо мной. Она расскажет ему обо всем, и они посмеются надо мной вместе! Камил будет смеяться надо мной!.. Но в чем же секрет этого ужасного существа? Как она смогла заставить его полюбить себя так быстро и так крепко? Чем она его взяла? Она ведь не так молода, не так загорела и не так красива, как я.

Размышляя так, креолка подошла к одному из больших зеркал на ножках и внимательно посмотрела на себя для того, чтобы убедиться, что огорчение не отняло у нее очарования и что она с успехом могла поспорить красотой с мадемуазель Сюзанной де Вальженез.

После долгого изучения отражения в зеркале из глаз ее снова скатились две слезинки.