Сальватор

Аббат поклонился.

— В каких вы отношениях с маркизой де Латурнель?

— В очень хороших.

— А с графом Раптом?

— В очень плохих.

— Иными словами, у вас нет ни причины, ни желания быть ему приятным?

— Ни малейшего, ваше преосвященство, скорее наоборот.

— И если несчастье неизбежно должно произойти с кем-нибудь, вы бы предпочли, чтобы это был скорее он, чем кто-либо другой?

— Совершенно верно, ваше преосвященство.

— Тогда, аббат, в точности исполняйте все мои указания, и вы будете отмщены.

— A-а, теперь я все понял! — воскликнул аббат, порозовев от удовольствия.

— Тихо, сударь! Мне это знать ни к чему.

— Через неделю, ваше преосвященство, ждите вестей… Куда писать?

— В Рим, на виа Умильта.

— Спасибо, ваше преосвященство; помогай вам Господь в путешествии!

— Благодарю вас, господин аббат. Сбудется ваше пожелание или нет, но намерение доброе.

Аббат поклонился и вышел через потайную дверь, которую перед ним отворил прелат.

Вернувшись в гостиную, монсеньер Колетти застал там маркизу де Латурнель.

Старая святоша пришла попрощаться со своим духовником.

Тот покончил в Париже со всеми делами и стремился уехать как можно скорее, а потому хотел сократить чувствительную сцену, которую собиралась устроить маркиза. Он уже собирался прибегнуть к единственному средству, какое смог найти — сослаться на желание и даже необходимость собраться с мыслями перед опасным путешествием в Китай. Вдруг выездной лакей маркизы поспешно вошел в гостиную и доложил: с г-жой де Ламот-Удан случился нервный припадок такой силы, что даже опасались, как бы во время его она не умерла.

Монсеньер Колетти покрылся красными пятнами, когда услышал эту новость.

— Маркиза! — проговорил он. — Слышите? Нельзя терять ни минуты.

— Я бегу к невестке! — воскликнула маркиза и вскочила с кресла.

— Ошибаетесь! — остановил он ее. — Бежать нужно не к госпоже де Ламот-Удан.

— Куда же, монсеньер?

— К аббату Букмону.

— Вы правы, ваше преосвященство. Ее душа еще более уязвима, чем ее тело. Прощайте, мой достойный друг. Храни вас Бог в вашем долгом путешествии через океан.

— Я пересеку его в молитвах о вас и ваших родных, маркиза, — отозвался прелат, сложив руки на груди.

Маркиза уехала в своей карете. Спустя четверть часа коляска, запряженная тройкой почтовых лошадей, увозила его преосвященство Колетти в Рим.

XX ГЛАВА, В КОТОРОЙ АББАТ БУКМОН ПРИНИМАЕТСЯ ЗА СТАРОЕ

Действительно, через несколько минут после отъезда маркизы де Латурнель и достойного аббата Букмона у супруги маршала де Ламот-Удана случился настолько сильный припадок, что находившаяся при ней камеристка огласила особняк истошным криком: «Госпожа умирает!»

Старый врач маршала, которого княгиня упорно отказывалась принять, прибежал на зов Грушки и по тревожным симптомам определил, что это предсмертный приступ и что княгине осталось жить не больше суток.

Маршал прибыл в то время, когда врач выходил из апартаментов черкешенки.

Увидев мрачное лицо доктора, г-н де Ламот-Удан все понял.

— Княгиня в опасности? — спросил он.

Доктор грустно кивнул.

— Ее нельзя спасти? — продолжал маршал.

— Невозможно, — отвечал доктор.

— Из-за чего она, по-вашему, умирает, друг мой?

— Тоска…

Маршал внезапно помрачнел.

— Вы полагаете, доктор, — печально сказал он, — что я лично мог причинить княгине боль?

— Нет, — покачал головой врач.

— Вы знаете ее уже двадцать лет, — продолжал г-н де Ламот-Удан. — Вы, как и я, наблюдали за тем, что княгиня находилась непрестанно в состоянии, так сказать, летаргии. Когда я вас об этом спросил, вы привели мне тысячу похожих примеров, и я решил, что, как вы мне и говорили, это дремотное состояние, в которое впадала княгиня по любому поводу, являлось результатом ее слабой конституции. Но в этот час вы объясняете ее смерть тоской. Объясните же, друг мой, вашу мысль, и если вы обратили внимание на что-то, не оставляйте меня в неведении.

— Маршал! — сказал врач. — Я не заметил никаких отдельных фактов, которые могли бы подтвердить это мнение. Но из их совокупности для меня ясно, что только тоской объясняется смертельная болезнь госпожи де Ламот-Удан.

— Это мнение светского человека или философа, доктор. Я же прошу вас дать научное объяснение, представить мнение врача.

— Господин маршал! Настоящий врач — философ, который изучает тело лишь для того, чтобы лучше узнать душу. За госпожой де Ламот-Удан я наблюдал внимательно, хотя это было и непросто. Но результат сомнений не вызывает, маршал. Это так же верно, как то, что мы сейчас стоим друг против друга. И я утверждаю, насколько это доступно человеку на основании общих фактов, что госпожу де Ламот-Удан сводит в могилу неизбывная и страшная тоска.