Сальватор

Человек наблюдательный мог бы заметить: несмотря на то, что хозяйка дома постоянно переходила с места на место, встречая прибывавших гостей, г-н Лоредан де Вальженез умудрялся снова оказаться с ней рядом, едва она успевала кому-то из них кивнуть, кому-то пожать руку, а кого-то поцеловать.

От внимания Лидии не ускользнула настойчивость графа де Вальженеза, и то ли она пришлась г-же де Маранд не по душе, то ли она испугалась, что это будет замечено кем-нибудь еще, она стала избегать графа. Сначала она подошла и села рядом с Региной, прервав на время воркование молодых людей (очень скоро она попеняла себе на это проявление эгоизма). Потом она нашла убежище под крылышком у старого вольтерьянца (мы видели, как строго он следил за датами в разговоре с маркизой де Латурнель).

На сей раз г-жа де Маранд вознамерилась во что бы то ни стало вырвать у старого графа тайну, заставлявшую хмуриться его лицо, с которого обычно не сходила улыбка или, точнее, насмешливое выражение.

Объяснялась ли печаль старого графа душевным расстройством или - а для графа Эрбеля это было не менее серьезно! - расстройством желудка, он, казалось, отнюдь не собирался поверять г-же де Маранд свою тайну.

Несколько слов из их разговора достигли слуха Петруса и Регины и заставили влюбленных спуститься с небес на грешную землю.

Они обменялись взглядами.

Регина будто хотела сказать:

"Мы забыли об осторожности, Петрус! Вот уже полчаса, как мы разговариваем, не замечая никого вокруг, словно находимся в оранжерее на бульваре Инвалидов".

"Да, - отвечал ей Петрус, - мы очень неосторожны, это верно, зато так счастливы, Регина!"

После чего влюбленные шевельнули губами, посылая друг другу поцелуй, идущий от самого сердца. Петрус сделал вид, что заинтересовался разговором дяди с г-жой де Маранд, и подошел к ним с беззаботной улыбкой на устах.

- Дядюшка! - заговорил он с видом избалованного ребенка, которому разрешено говорить все, что ему заблагорассудится, - предупреждаю, что, если вы не откроете госпоже де Маранд, дважды оказавшей вам честь своими расспросами, причину вашей озабоченности, клянусь нашим предком Жосселеном Вторым по прозвищу Жосселен Галантный, удостоившимся его за полтора столетия до того, как была открыта галантность, клянусь этим предком, павшим смертью храбрых на поле любви, клянусь, дядюшка, что выдам вас графине: я расскажу ей об истинной причине ваших огорчений, как бы вы ее ни старались скрыть!

- Расскажи, сынок! - промолвил генерал с печалью в голосе, и это обстоятельство заставило Петруса усомниться в том, что его дядя озабочен единственно хорошим пищеварением. - Расскажи, Петрус! Но прежде - уж поверь старику! - сосчитай про себя до десяти, чтобы не ошибиться.

- Этого я не боюсь, дядюшка! - заявил Петрус.

- Говорите скорее, господин Петрус! Я умираю от беспокойства, вмешалась г-жа де Маранд; похоже, она тоже сосчитала про себя до десяти, прежде чем решиться на разговор, который на самом деле заставил ее обратиться к графу Эрбелю.

- Умираете от беспокойства? - переспросил старый генерал. - Вот уж это точно выше моего понимания! Неужто я буду удостоен счастья услышать от вас просьбу? Не боитесь ли вы, часом, что мое дурное расположение духа повлияет на мой ответ?

- О, мудрый философ! - воскликнула г-жа де Маранд. - Кто научил вас разгадывать тайны чужих сердец?

- Дайте вашу прекрасную ручку, мадам.

Лидия протянула старому генералу руку, любезно сняв перед тем перчатку.

- Какое чудо! - вскричал генерал. - Я уж было подумал, что таких рук больше не существует на свете!

Он поднес ее к губам, но вдруг замер.

- Клянусь, это похоже на святотатство: чтобы губы семидесятилетнего старика лобзали подобный мрамор!

- Как?! - жеманно проговорила г-жа де Маранд. - Вы отказываетесь целовать мою руку, генерал?

- Принадлежит ли мне эта рука хотя бы одну минуту?

- Целиком и полностью, генерал.

Старый граф повернулся к Петрусу.

- Подойди, мой мальчик, - приказал генерал, - и поцелуй скорее эту руку!

Петрус подчинился.

- Ну, теперь держись! После такого подарка я считаю себя вправе лишить тебя наследства!

Обращаясь к г-же де Маранд, старик продолжал:

- Говорите, графиня! Недостойный раб у ваших ног и ждет приказаний!

- Нет, я упряма как всякая женщина. Прежде я хочу знать, что послужило причиной вашего беспокойства, дорогой генерал.

- Об этом вам доложит вон тот плут!.. Ах, графиня, в его возрасте я был готов умереть ради того, чтобы облобызать такую ручку! Почему нельзя снова лишиться рая и зачем я не Адам?!

- Ах, генерал, - отвечала г-жа де Маранд, - нельзя быть и Адамом, и змеем! Ну, Петрус, рассказывайте, что стряслось с вашим дядей!

- Дело вот в чем, графиня. Мой дядя, взявший в привычку тщательно обдумывать каждый свой серьезный шаг, перед обедом проводит в одиночестве целый час, и мне кажется...

- Вам кажется?..

- ...мне кажется, что сегодня его свято охраняемое одиночество было нарушено.

- Не то! - перебил племянника генерал. - Ты сосчитал про себя до десяти - сосчитай до двадцати!