Людовик одним прыжком перескочил улицу.
Перед домом Броканты стояла одна из тех высоких каменных тумб, какие теперь можно встретить лишь на углу какого-нибудь старинного дома в Маре. Людовик вспрыгнул на тумбу, откуда, протянув руку, мог схватить и пожать девушке ручки. Он долго не отпускал их, шепча лишь:
— Роза! Дорогая Роза!
Девушка не могла от волнения вымолвить даже имени молодого человека: она смотрела на него, и ее грудь вздымалась, дыша жизнью и счастьем.
Слова были излишни; влюбленные отлично все чувствовали, но не умели выразить свои чувства и вложили все, что было у них на душе, в нежное пожатие. Голос ничего не добавил бы к этому концерту, где взгляды стали песней.
Людовик задержал руки Розы в своих руках, а она и не думала их отнимать.
Он любовался ею, впав в восторженное состояние, в которое повергается младенец или слепой, впервые увидевшие свет.
Наконец он нарушил тишину:
— Ах, Роза! Дорогая Роза!
— Друг мой! — ответила девушка.
Но как она произнесла это простое слово "друг"! С какой восхитительной интонацией! Передать это мы не в силах. Одно это слово привело Людовика в дрожь.
— Да, я ваш друг, Роза! Самый нежный, самый верный и самый почтительный… Твой друг, твой брат, возлюбленная сестра!
В это мгновение он услышал шаги. Похоже, кто-то старался ступать тихо, но на пустынной мостовой они отдавались звонко, будто на гулких плитах собора.
— Кто-то идет! — шепнул Людовик.
Он спрыгнул с тумбы и, торопливо перебежав дорогу, укрылся на углу улиц Ульм и Почтовой.
Он разглядел вдалеке две тени.
Рождественская Роза тем временем притворила окно, но оставалась, разумеется, за занавеской.
Две тени приближались: двое мужчин как будто искали дом.
Подойдя к двери Броканты, они остановились, оглядели первый этаж, затем окна антресолей, потом тумбу, на которой мгновение назад стоял Людовик.
"Что нужно этим двоим?" — подумал Людовик; он перешел улицу и крадучись стал подбираться как можно ближе.
Он двигался бесшумно и скрытно, так что двое незнакомцев его не заметили, и он услышал, как один из них сказал другому:
— Это здесь.
"Что бы это значило?" — подумал Людовик, раскрывая сумку с инструментами и вынимая самый острый из своих скальпелей, чтобы на всякий случай иметь оружие.
Однако двое уже, очевидно, увидели и сказали все, что хотели; они круто развернулись, перешли улицу наискосок и удалились по Почтовой.
— О-о! — пробормотал Людовик. — Значит, Рождественской Розе в самом деле грозит беда, как предсказывала Броканта?
Роза, как мы сказали, скрылась и затворила окно; но, как мы опять-таки сказали, она оставалась стоять за занавеской и в щелку видела, как двое мужчин уходят по Почтовой улице.
Когда они исчезли из виду, она снова отворила окно и выглянула.
Людовик опять влез на тумбу и взял девушку за руки.
— Что это было, друг мой? — спросила она.
— Ничего, дорогая Розочка, — постарался ее успокоить Людовик. — Очевидно, двое запоздалых прохожих возвращаются домой.
— Мне страшно, — призналась Роза.
— Мне тоже, — прошептал Людовик.
— Ты боишься? — не поверила девушка. — Ты? Ну, я-то понятно, почему боюсь: меня напугала Броканта…
Людовик кивнул, будто хотел сказать: "Мне это известно, черт возьми!"
— Да, знаешь, дорогой друг, — продолжала Роза, — я сейчас читаю книжку, которую ты мне дал: "Поля и Виргинию". До чего же красивая история! Такая красивая, что мне не хотелось уходить к себе.
— Дорогая Розочка!
— Но я знала, что ты должен прийти. А я все не поднималась… На чем я остановилась?
— Ты сказала, дитя мое, что тебя напугала Броканта.
— Да, верно. Зато теперь ты здесь, и мне не страшно.
— Еще ты сказала, что тебе так понравилась книга "Поль и Виргиния", что ты не хотела подниматься.
— Нет, не хотела. Вообрази, мне казалось, что я вижу сон. Мне снилось то время, о котором я совершенно забыла. Скажи, Людовик, ведь ты так много знаешь — правда, что мы все уже жили раньше, прежде чем явились на свет?
— Ах, девочка моя! Ты прикоснулась своими прелестными маленькими пальчиками к тайне, которую люди пристально изучают уже шесть тысячелетий.
— Так тебе ничего об этом не известно? — опечалилась Роза.
— Увы, нет; а почему ты спрашиваешь, Розочка?
— Подожди, сейчас скажу. Когда я читала описание местности, где жили Поль и Виргиния: огромных лесов и ледяных водопадов, прозрачной воды и лазурного неба — мне почудилось, будто я все это уже видела в прежней жизни, о которой не помнила до тех пор, пока не прочла "Поля и Виргинию". Мне показалось, что я жила в похожей стране, где растут такие же деревья с широкими листьями и плодами с мою голову; там бескрайние леса, над которыми сияет золотое солнце, а море сливается с небом. А ведь моря я никогда не видела!.. Когда я закрываю глаза, мне чудится, будто я лежу в гамаке вроде того, какой был у Поля, а чернокожая женщина, похожая на Доминго, меня качает, напевая песню… Ах, Боже мой, Боже! Кажется, я вот-вот вспомню слова этой песни. Подожди-ка! Подожди!
Рождественская Роза прикрыла глаза и напрягла память.
Но Людовик, улыбаясь, сжал ее руку.