Читаем Сальватор. Части 3, 4 полностью

Александр Дюма

Сальватор

Части третья и четвертая

Часть третья

I

АБОРДАЖ

Оставшись один, капитан Берто по прозвищу Монтобан опустился на козетку, провел рукой по волосам и разгладил бакенбарды. Потом заложил ногу на ногу, облокотился на колено и, глубоко задумавшись, сидел так до тех пор, пока Петрус, приподняв портьеру, не появился на пороге.

Он увидел капитана, сидевшего в уже описанной нами позе, но, очевидно, бесшумное появление Петруса осталось незамеченным, так как капитан сидел по-прежнему, размышляя о чем-то своем.

Петрус с минуту смотрел на него, потом кашлянул, желая вывести посетителя из раздумья.

Капитан при этом звуке вздрогнул, поднял голову, широко раскрыл глаза, будто со сна, и посмотрел на Петруса, продолжая сидеть на козетке.

— Вы желаете со мной поговорить, сударь? — спросил Петрус.

— Голос! Голос точь-в-точь отцовский! — вскричал капитан, поднявшись и устремившись навстречу молодому человеку.

— Вы знали моего отца, сударь? — шагнув к нему, спросил Петрус.

— И походка, походка точь-в-точь отцовская! — снова заговорил капитан. — Знал ли я твоего отца… вашего отца… — прибавил он. — Еще бы, черт побери!

Капитан скрестил на груди руки.

— Ну-ка, посмотри на меня! — приказал он.

— Я и так на вас смотрю, сударь! — сказал Петрус.

— Вылитый отец в молодости, — продолжал капитан, с любовью разглядывая молодого человека или, пользуясь простонародным выражением, еще лучше передающим нашу мысль, поедая его глазами. — Да, да, и если кто-нибудь вздумает уверять меня в обратном, я скажу, что он лжец. Ты как две капли воды похож на отца. Обними же меня, мой мальчик!

— Но с кем я имею честь говорить? — спросил Петрус, все больше изумляясь виду, тону и фамильярным манерам незнакомца.

— С кем ты говоришь, Петрус?.. — продолжал капитан, распахнув объятия. — Ты на меня смотрел и так и не узнал? Правда, — меланхолически прибавил он, — когда мы виделись в последний раз, ты был вот такой!

И капитан показал рукой, каким должен был быть Петрус лет в пять или шесть.

— Признаюсь вам, сударь, — сказал молодой человек, все больше приходя в замешательство, — что понимаю не больше прежнего, несмотря на новые сведения, которые вы только что сообщили… нет… я вас не узнаю…

— Это простительно, — добродушно промолвил капитан. — Однако я бы предпочел, чтобы ты меня узнал, — прибавил он с грустью, — второго отца обычно не забывают.

— Что вы имеете в виду? — пристально глядя на моряка, вновь спросил Петрус, хотя уже начинал догадываться, с кем имеет дело.

— Я имею в виду, неблагодарный, — отвечал капитан, — что война и тропическое солнце, должно быть, здорово меня изменили, раз ты не узнаешь крестного отца.

— Вы друг моего отца, Берто по прозвищу Монтобан, которого он потерял из виду в Рошфоре и с тех пор никогда не видел?

— Ну да, черт возьми! Наконец-то догадались, тысяча чертей и преисподняя! Не сразу вы сообразили! Обними же меня, Пьер, мальчик мой! Тебя, как и меня, зовут Пьер, потому что имя тебе дал я.

Эта истина была неоспорима, хотя имя, полученное молодым человеком при крещении, со временем несколько видоизменилось.

— От всего сердца, крестный! — улыбнулся Петрус.

Капитан распахнул объятия, и Петрус с юношеским пылом бросился ему на грудь.

Капитан обнял его так крепко, что едва не задушил.

— Ах, черт побери, до чего хорошо! — воскликнул капитан.

Он отстранился, не выпуская, однако, Петруса из объятий.

— Вылитый отец! — повторил он, с восхищением разглядывая молодого человека. — Твоему отцу было столько же лет, сколько тебе сейчас, когда мы познакомились… Нет, нет, как бы я ни был пристрастен к нему, нет, черт побери, он не был так красив, как ты! Твоя мать тоже внесла свою лепту, милый Пьер, и этим ничуть тебе не напортила. Всматриваясь в твое юное лицо, я и сам чувствую себя лет на двадцать пять моложе, мальчик мой. Ну, садись, дай на тебя наглядеться.

Вытерев глаза рукавом, он усадил Петруса на канапе.

— Надеюсь, я тебя не стесняю, — сказал он, прежде чем сесть самому, — ты сможешь уделить мне несколько минут?

— Да хоть весь день, сударь, а если бы я даже был занят, то отложил бы все свои дела.

— «Сударь»!.. Что значит «сударь»? Да, культура, город, столица. В деревне ты звал бы меня просто крестным Берто. Вы caballero[1] и называете меня «сударем».

Капитан вздохнул:

— Ах, если бы твой отец, мой бедный старый Эрбель знал, что его сын говорит мне «сударь»!..

— Обещайте, что не расскажете ему об этом, и я буду называть вас просто крестным Берто.

— Вот это разговор! Ты должен меня понять: я же старый моряк. И потом, я должен говорить тебе «ты» — так я обращался даже к твоему отцу, хоть он старше меня и был моим капитаном. Посуди сам, что будет, если такой мальчишка, как ты, — а ведь ты еще совсем мальчишка! — заставит меня говорить ему «вы»?

— Да я вас вовсе и не заставляю! — рассмеялся Петрус.

— И правильно делаешь. Кстати, если бы мне пришлось обращаться к тебе на «вы», я не знаю, как бы я мог выразить то, что должен сказать тебе.

— А вы должны мне что-то сказать?

Перейти на страницу:

Все книги серии Могикане Парижа

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века