– Я понимаю, что причиняю вам беспокойство… но будьте уверены!..
И я с горделивым видом позвенел в кармане несколькими монетами, единственным своим богатством.
– В такое время не приходят осматривать дом, – процедил черный человек сквозь зубы и покачал головой.
– Вы же сами видите, что приходят, раз я здесь, – возразил я.
Очевидно, мой довод показался незнакомцу вполне убедительным.
– Будь по-вашему, – смирился он, – вы его увидите.
Он пошел в глубь своей пещеры. Признаться, я на мгновение замешкался, не зная, на что решиться, но все-таки отринул сомнения.
Я шагнул в темноту, и сейчас же черный человек уперся мне ладонью в грудь.
– Вход с улицы Анфер, а не отсюда, – сказал он.
– Но ведь парадный вход со стороны Восточной улицы, – заметил я.
– Возможно, – согласился странный господин, – но вы войдете не через парадную дверь.
У черного человека, как и у белого человека, могут быть причуды; я решил с уважением отнестись к фантазиям моего проводника.
Я сделал всего два-три шага и вновь очутился на улице.
Странный господин следовал за мной с посохом в руке, следом шел пес.
В свете фонарей глаза незнакомца зловеще блеснули.
Он хмуро приказал, указывая мне концом палки на улицу Валь-де-Грас:
– Сворачивайте направо.
Незнакомец подозвал пса, тот обнюхал меня с вызывавшей тревогу бесцеремонностью, словно лучший кусок моей плоти должен был непременно ему достаться, когда придет время; человек и собака в последний раз на меня посмотрели, пес отошел, потом и человек и собака пошли влево, я же свернул направо.
Подойдя к решетке, я остановился.
Сквозь прутья я проник взглядом в таинственные глубины сада, который мне наконец-то позволено осмотреть. Зрелище было странное, печальное и вместе с тем восхитительное, мрачноватое, конечно, но трогавшее до глубины души. Только что взошла луна и ярко сияла на небосводе, от чего верхушки деревьев были словно увенчаны коронами из опалов, жемчуга и брильянтов. Высокая блестящая трава казалась изумрудной, а светлячки, рассыпанные там и сям в лесной чаще, бросали на фиалки, мох и плющ голубоватые отблески. Каждое дуновение ветерка приносило с собой, будто из азиатского леса, тысячи неведомых ароматов, дополнявших очарование картины.
Какое, должно быть, блаженство для поэта, рвущегося из Парижа, в самом сердце города иметь возможность гулять днем и ночью в этом волшебном царстве!
Я был погружен в молчаливое созерцание, как вдруг между мной и соблазнительным садом встала тень.
Это был мой черный человек; он обошел дом и теперь очутился у ворот.
– По-прежнему хотите войти? – спросил он.
– Более чем когда-либо! – воскликнул я.
Он загремел задвижкой, снял железную планку, смотал цепь, гремя железом; это напоминало скрежет, с которым кованые тюремные ворота захлопываются за узником.
Однако это было не все. Когда черный человек проделал все эти операции, свидетельствовавшие о его глубоких познаниях в слесарном деле, когда он освободил дверь от всех баррикадировавших ее приспособлений, когда я уже решил, что она вот-вот распахнется, и в нетерпении ухватился обеими руками за прутья, выгнувшись, чтобы заставить ее поскорее повернуться в петлях, оказалось, что ворота не собираются отворяться, несмотря на усилия самого странного господина и лай собаки, невидимой в высокой траве.
Незнакомец сдался первым. Я же был готов упираться хоть до завтрашнего дня!
– Приходите в другой раз, – предложил он мне.
– Почему?
– Перед воротами целая гора земли, надо бы ее расчистить.
– Вот и расчистите!
– Не могу же я заниматься этим сейчас!
– Почему нет? Раз все равно рано или поздно придется делать эгу работу, то почему не сию минуту?
– Вы, стало быть, очень торопитесь?
– Завтра я отправляюсь на три месяца в путешествие.
– Тогда, если позволите, я схожу за заступом и лопатой.
И он исчез вместе со своей собакой в густой тени от огромных деревьев.
И действительно, то ли западный ветер нанес к двери за долгие годы облака пыли, которую дождь превратил в месиво, то ли это была просто неровность почвы, но она образовала у ворот со стороны сада холмик высотой в фут восемнадцать дюймов, который, может быть, и не сразу бросался в глаза, так как порос высокой травой, поднимавшейся вдоль решетки.
Скоро черный человек вернулся с заступом. Мое воспаленное воображение рисовало все в преувеличенном виде, и потому незнакомец показался мне рослым галлом, вооруженным фрамой20
, только черный цвет кожи мешал сходству.Он стал рыть землю, сопровождая каждый удар кирки чемто вроде протяжного вздоха, который издают пекари, за что их и прозвали «хныкалками».
Это было время, когда Лоэв-Веймар только что перевел Гофмана, у меня голова была набита всякими историями вроде «Оливье Брюнона», «Майората», «Житейских воззрений кота Мурра», «Кремонской скрипки». Я был уверен, что попал в настоящий кошмар.
Наконец черный человек остановился и оперся на заступ со словами:
– Теперь дело за вами.
– За мной?
– Да… Толкайте.
Я повиновался и уперся в ворота ногами и руками.