Сальватор. Том 2

– Да, к вашей милости, если угодно.

– В таком случае, сударь, почему вы говорите со мной в подобном тоне? Почему вы так возбуждены, взволнованны, нервны? Тот, кто исполняет лишь свой долг, как вы в данную минуту, не смущается, как вы сейчас. Хорошие дела совершаются спокойно. Что же с вами такое, сударь?

– Мы здесь встретились не затем, чтобы обсуждать мой темперамент.

– Несомненно; однако мы обсуждаем интересы лица, которое отсутствует. И делать это надлежит спокойно. Итак, в двух словах: о чем вы просите?

– Я вас спрашиваю, – резко бросил Камилл, – что вы намерены предпринять по отношению к мадемуазель де Вальженез?

– Имею честь вам заметить, сударь, что это наше с кузиной дело.

– Иными словами, вы отказываетесь отвечать на мой вопрос?

– Да, отказываюсь, хотя бы просто потому, что не хочу этого говорить.

– Поскольку я говорю от имени брата мадемуазель Сюзанны, я считаю ваш отказ бессердечным.

– Чего же вы хотите, сударь! Мое сердце сделано из того же вещества, что и ваше.

– Я, сударь, откровенно изложил бы свою мысль, и если бы меня спросил мой друг, я не оставил бы его в неизвестности относительно судьбы несчастной сироты.

– Почему же, сударь, вы оставили в неизвестности Коломбана относительно судьбы несчастной Кармелиты? – сурово молвил Сальватор.

Американец побледнел и вздрогнул: он попытался задеть собеседника и получил настоящую оплеуху.

– Неужели первый встречный имеет право бросать мне в лицо этот упрек! – в бешенстве вскричал он. – Ладно! Вы заплатите за всех, – продолжал он, угрожающе посмотрев на Сальватора. – Вы мне ответите!

Сальватор усмехнулся, как, должно быть, усмехается дуб, глядя на тростник.

– Да простит мне Бог за то, что я вам отвечу! – прошептал он с гадливым видом, намекая на вызов Камилла.

Тот, не владея собой, замахнулся было на гостя, как вдруг Сальватор с невозмутимым видом перехватил руку Камилла и сдавил ее с такой силой, что американец попятился и снова упал в кресло.

– Как видите, вы теряете самообладание, сударь, – заметил Сальватор.

В этот самый момент вошел лакей с письмом, которое только что спешно доставил комиссионер.

Камилл бросил было письмо на стол, но по настоянию лакея снова взял его в руки и, попросив позволения у Сальватора, прочел следующее:

«Конрад только что был у меня. Мы напрасно его оклеветали.

Это благородный и прекрасный человек. Он дает мне миллион, это снимает с Вас необходимость предпринимать по этому поводу какие бы то ни было действия. Поскорее соберите вещи, мы отправимся сначала в Гавр, выезжаем завтра в три часа.

Ваша Сюзанна».

– Передайте, что я согласен, – приказал Камилл лакею; он разорвал письмо и бросил клочки в камин. – Господин Конрад, – прибавил он, подняв голову и шагнув к Сальватору. – Прошу меня простить за резкие слова, они объясняются лишь дружескими чувствами, которые я питал к Лоредану. Мадемуазель де Вальженез сообщает мне о том, что вы обошлись с ней побратски. Мне остается лишь выразить вам сожаление за свое поведение.

– Прощайте, сударь, – строго проговорил Сальватор. – А чтобы мой визит не оказался бесполезным, я позволю себе дать вам совет: постарайтесь не разбивать женские сердца. Не у всех такой ангельский характер, как у Кармелиты.

Поклонившись Камиллу, Сальватор удалился, оставив американца в смущении.

XVII. Господин Тартюф

Архиепископы смертны; никому не придет в голову оспаривать это мнение. Во всяком случае, мы лишь передаем мысль, глубоко взволновавшую монсеньора Колетти в тот день, когда он узнал от г-на Рапта новость об опасной болезни архиепископа Парижского, г-на де Келена.

Как только г-н Рапт ушел, его преосвященство Колетти приказал запрягать лошадей и во весь опор помчался к доктору архиепископа. Врач подтвердил слова г-на Рапта, и монсеньор Колетти вернулся домой с ощущением невыразимого счастья.

В то самое время он и сформулировал мысль о том, что все архиепископы смертны. Скажи об этом г-н де ла Палисс, это вызвало бы всеобщий смех, однако в устах монсеньора Колетти мысль эта приобретала совсем невеселый оттенок смертного приговора.

Во время беспорядков, сопровождавших выборы, его преосвященство Колетти ходил сам и посылал в архиепископский дворец справиться о здоровье прелата по меньшей мере трижды в неделю.

Жар у монсеньора де Келена все поднимался, а с ним набирали силу и надежды монсеньора Колетти.

Так было и в тот день, когда, желая наградить г-на Рапта за расправу с бунтовщиками на улицах Парижа, король объявил мужа Регины пэром Франции и генералом.

Монсеньор Колетти приказал отвезти себя к г-ну Рапту и, явившись под тем предлогом, что хотел его поздравить, поинтересовался, получил ли тот новости из Рима относительно его назначения.

Папа еще не дал ответа.

Прошло несколько дней, и однажды утром, прибыв в Тюильри, его преосвященство Колетти, к своему величайшему удивлению и огорчению, увидел карету архиепископа, въезжавшего во двор одновременно с ним.

Он торопливо опустил стекло и, высунувшись в окно, долго всматривался в экипаж архиепископа, желая убедиться, что все это ему не мерещится.