Сальватор. Том 2

– Супруга маршала совершила оплошность, – продолжал прелат. – И это оплошность такого рода и такой важности, что, если она не получит на земле прощение лица, которое она оскорбила, я сильно сомневаюсь, попадет ли она на небеса. Вот что я вам поручаю ей показать.

– Должен ли я знать, какого рода этот грех, чтобы внушить необходимость земного прошения?

– Вы это узнаете, когда княгиня вам все расскажет.

– Я бы хотел иметь время подготовить свои доводы.

– Представьте, к примеру, один из тех грехов, который мог бы отпустить лишь сам Иисус Христос!

– Прелюбодеяние? – осмелился предположить аббат.

– Прошу заметить: я этого слова не произносил, – сказал итальянец. – Но если бы это было именно прелюбодеяние, вы полагаете, княгиня получит прощение небес, не добившись его прежде от мужа?

Аббат невольно вздрогнул: он смутно понимал, куда клонит итальянец. Как бы ни был он сам порочен, флорентийская месть епископа его пугала. Вероятно, он лучше бы понял и скорее бы принял яд из рук Медичи и Борджа.

Однако каким бы чудовищным ни представлялось ему поручение, он даже не подумал сделать хоть малейшее замечание: он чувствовал себя зайцем в когтях тигра.

– Ну, вы готовы за это взяться? – спросил итальянец.

– С удовольствием, ваше преосвященство, но я бы хотел понять…

– Понять? А зачем? Разве вы так уж давно приняты в Святой орден, что забыли первую заповедь: Perinde ас cadaver.

Повинуйтесь без возражений, не задумываясь, слепо, повинуйтесь как мертвец!

– Я обязуюсь, – торжественно произнес аббат, – точно исполнить поручение, которое вы мне доверяете, и повиноваться.

– Так, хорошо! – похвалил монсеньор Колетти.

Он подошел к секретеру и достал оттуда небольшой, туго набитый сафьяновый бумажник.

– Я знаю, что вы крайне бедны, – заметил прелат. – Исполняя мои приказания, вы, возможно, войдете в непредвиденные расходы. Я беру их все на свой счет. А когда мое поручение будет исполнено, вы получите в благодарность за свою службу сумму, равную той, что лежит в этом бумажнике.

Аббат Букмон покраснел и задрожал от удовольствия, ему пришлось собраться с силами, прежде чем он коснулся бумажника кончиками пальцев и опустил его в карман, даже не заглянув внутрь.

– Я могу идти? – спросил аббат, торопясь расстаться с итальянцем.

– Еще одно слово, – молвил тот.

Аббат поклонился.

– В каких вы отношениях с маркизой де Латурнель?

– В очень хороших.

– Ас графом Раптом?

– В очень плохих.

– Иными словами, у вас нет ни причины, ни желания быть ему приятным?

– Ни малейшего, ваше преосвященство, скорее, наоборот.

– И если несчастье неизбежно должно произойти с кемнибудь, вы бы предпочли, чтобы это был он, и никто иной?

– Совершенно верно, ваше преосвященство.

– Тогда, аббат, в точности исполняйте все мои указания, и вы будете отмщены.

– А-а, теперь я все понял! – воскликнул аббат, порозовев от удовольствия.

– Тихо, сударь! Мне это знать ни к чему.

– Через неделю, ваше преосвященство, ждите вестей… Куда писать?

– В Рим, на виа Умильта.

– Спасибо, ваше преосвященство, помогай вам Господь в вашем путешествии!

– Благодарю вас, господин аббат. Если пожелание и смелое, то намерение доброе.

Аббат поклонился и вышел через потайную дверь, которую перед ним отворил прелат.

Вернувшись в гостиную, монсеньор Колетти застал там маркизу де Латурнель.

Старая святоша пришла попрощаться со своим духовником.

Тот покончил в Париже со всеми делами и стремился уехать как можно скорее, а потому хотел избежать душещипательной сцены, которую ему собиралась устроить старая маркиза. Он раскрыл было рот, чтобы выразить пожелание или, скорее, представить это как настоятельную необходимость: собраться с мыслями перед опасным путешествием в Китай. Вдруг выездной лакей маркизы поспешно вошел в гостиную и доложил: с г-жой де Ламот-Гудан случился нервный припадок такой силы, что подумали было даже, как бы она не умерла во время приступа.

Его преосвященство пошел красными пятнами, когда услышал эту новость.

– Маркиза! – проговорил он. – Слышите? Нельзя терять ни минуты.

– Я бегу к невестке! – воскликнула маркиза и подскочила в кресле.

– Ошибаетесь! – остановил он ее. – Бежать нужно не к госпоже де Ламот-Гудан.

– Куда же, монсеньор?

– К аббату Букмону.

– Вы правы, ваше преосвященство. Ее душа еще более уязвима, чем ее тело. Прощайте, достойный друг. Храни вас Бог в вашем долгом путешествии через океан.

– Я пересеку его в молитвах о вас и ваших родных, маркиза, – отозвался прелат, сложив руки на груди.

Маркиза укатила в своей карете. Спустя четверть часа коляска, запряженная тройкой почтовых лошадей, увозила его преосвященство Колетти в Рим.

XX. Глава, в которой Аббат Букмон принимается за старое

Действительно, через несколько минут после отъезда маркизы де Латурнель и достойного аббата Букмона с супругой маршала де Ламот-Тудана случился настолько сильный припадок, что бывшая при ней камеристка огласила особняк истошным криком: «Мадам умирает!»