Сальватор. Том 2

«На помощь! На помощь!» – орали мать и дочь.

«Замолчите и выпустите меня!» – зычным голосом повторил я.

«Каторжник! Каторжник!» – пуще прежнего надрывались они.

«Замолчите вы или нет?!» – вскричал я, схватив старуху за горло и опрокинув ее на спину: теперь сверху оказался я.

Девушка прыгнула на меня, запрокинула мою голову (похоже, это был ее излюбленный прием) и схватилась зубами за мое ухо.

Я увидел, что пора кончать с этими взбесившимися демонами. С минуты на минуту могли явиться их отцы, братья или мужья. Я крепко обхватил руками старухину шею и, судя по предсмертному хрипу, понял, что больше она не закричит Тем временем девушка продолжала касаться.

«Пустите, или я вас убью!» – пригрозил я.

Но то ли она не поняла мое наречие, то ли не хотела понимать, она с такой кровожадностью впилась в мое ухо, что мне пришлось выхватить нож. Я с силой вонзил лезвие по самую рукоятку в ее левую грудь.

Она упала.

Я с жадностью набросился на кувшин с водой и стал пить.

– Продолжение мне известно, – сказал г-н Жакаль, все больше хмурясь, по мере того как рассказчик приближался к страшной развязке своей жуткой истории. – Вас арестовали неделю спустя и препроводили в Тулон, и вы избежали смерти по милости случая или Провидения.

Наступила тишина. Г-н Жакаль впал в глубокую задумчивость.

Жибасье, несмотря на нарядный костюм, становился угрюмым по мере того, как рассказывал. Он начал задаваться вопросом, по какому поводу патрон заставил его пересказывать историю, которую сам он знал, уж во всяком случае, не хуже Жибасье.

Как только его посетила эта мысль, он спросил себя, какой интерес мог иметь начальник полиции в этом допросе. Он не то чтобы догадался об истинной причине, но почуял неладное.

Жибасье подвел итоги и, покачав головой, пробормотал:

– Дьявольщина! Плохи мои дела!

Его укрепила в этой мысли задумчивая поза г-на Жакаля, который сидел, склонив голову и нахмурившись.

Вдруг он встрепенулся, провел рукой по лбу, будто отгоняя мрачные мысли, с состраданием посмотрел на каторжника и сказал:

– Послушайте, Жибасье, я не хочу омрачать вам праздник неуместными упреками. Отправляйтесь на свадьбу к ангелу Габриэлю, дружок, повеселитесь от души…. Я в ваших же интересах хотел вам сказать нечто чрезвычайно важное, но, принимая во внимание братский банкет, я откладываю дело до завтра. Кстати, дорогой Жибасье, где празднуют свадьбу?

– В «Синих часах», дорогой господин Жакаль.

– Там превосходная кухня, дружище. Веселитесь как следует, а завтра – за дело.

– В котором часу? – спросил Жибасье.

– В полдень, если вы успеете выспаться.

– В полдень, минута в минуту! – с поклоном отозвался каторжник и направился к выходу, удивляясь и восхищаясь беседой, так неудачно начавшейся, зато имевшей прекрасный конец.

На следующий день точно в указанное время Жибасье вошел в кабинет к г-ну Жакалю.

На этот раз он был одет просто, а выглядел бледным.

Внимательно в него вглядевшись, наблюдательный человек заметил бы глубокие морщины, залегшие у него на лбу, и черные круги под глазами – следы бессонной и тревожной ночи.

Господин Жакаль не преминул все это заметить и не ошибся относительно причин, вызвавших бессонницу каторжника.

Ведь после праздничного ужина бывают танцы, а после танцев – пунш, после пунша наступает оргия, а она неведомо до чего может довести.

Жибасье аккуратно исполнил этот утомительный переход из зала ресторана в спальню с оргией.

Но ни вино, ни пунш, ни оргия были не в силах свалить такого сильного человека, как Жибасье. И г-н Жакаль, вероятно, увидел бы на следующий день его привычно безмятежную физиономию, если бы не маленькая неприятность, ожидавшая Жибасье при пробуждении: она-то и заставила каторжника растеряться и побледнеть. И читатель скоро с нами согласится, что было от чего и растеряться, и побледнеть.

Произошло следующее.

В восемь часов утра Жибасье разбудил громкий стук в дверь.

Он крикнул, не вставая с кровати:

– Кто там?

Женский голос ответил:

– Я!

Узнав голос, Жибасье отпер дверь и сейчас же снова нырнул в постель.

Судите сами о его изумлении, когда он увидел у себя бледную, встрепанную, разгневанную женщину лет тридцати; это была не кто иная, как новобрачная, жена ангела Габриэля, старая подружка Жибасье, как он сказал г-ну Жакалю.

– Что случилось, Элиза? – спросил он, как только она вошла.

– У меня украли Габриэля! – сказала женщина.

– Как – украли? – не понял каторжник. – Кто?

– Понятия не имею.

– Когда это случилось?

– Тоже не знаю.

– Ну-ка, дорогая, – проговорил Жибасье, протирая глаза, дабы убедиться, что он не спит. – Уж не приснилось ли мне, что вы здесь и что ангела Габриэля украли? Что это значит? Как все произошло?

– А вот как, – отвечала Элиза. – Мы вышли из «Синих часов» и направились к дому, так?

– Хотелось бы верить, что именно так все и было.

– Молодой человек, приятель Габриэля, и еще один, незнакомец, очень, кстати, прилично одетый, провожали нас до самого дома. В ту минуту, как я приготовилась постучать, друг Габриэля сказал ему:

«Мне нужно уехать завтра рано утром, я не успею с вами увидеться, а мне необходимо сообщить вам нечто весьма важное».