Сальватор. Том 2

– Сударь! – проговорил фармацевт, оборачиваясь и, как хороший актер, стремясь во что бы то ни стало оставить последнее слово за собой. – Не могу вам выразить, как я взволнован вашей откровенностью и прямотой. Когда я к вам входил, я, признаться, боялся, что вы не поймете меня так, как бы мне хотелось.

– Сердечные люди всегда сумеют друг друга понять, – поспешил вставить г-н Рапт, подталкивая Луи Рено к двери.

Славный аптекарь вышел, и Батист доложил:

– Господин аббат Букмон и господин Ксавье Букмон, его брат.

– Что за Букмоны? – спросил граф Рапт у своего секретаря.

Бордье прочел:

«Аббат Букмон, сорока пяти лет, имеет приход в пригороде Парижа; человек хитрый, неутомимый интриган. Редактирует новый бретонский журнал под названием „Горностай“. До того как стал аббатом, не брезгал никакой работой, а теперь готов на все ради того, чтобы стать епископом. Его брат – художник, пишет картины на библейские сюжеты, избегает изображения обнаженного тела. Лицемерен, тщеславен и завистлив, как все бездарные художники».

– Черт побери! – выругался Рапт. – Не заставляйте их ждать!

XXXIV. Трио в масках

Батист ввел аббата Букмона и г-на Ксавье Букмона.

Граф Рапт только что сел, но при их появлении поднялся и поклонился вновь прибывшим. – Ваше сиятельство! – пронзительным голосом начал аббат, – это был невысокий, коренастый человек, толстый и некрасивый, с изрытым оспой лицом. – Ваше сиятельство! Я являюсь владельцем и главным редактором скромного журнала, название которого, по всей вероятности, еще не имело чести достичь вашего слуха.

– Прошу меня извинить, господин аббат, – перебил будущий депутат, – но я, напротив, один из самых прилежных читателей «Горностая», ведь именно так называется ваш журнал, не правда ли?

– Да, ваше сиятельство, – смутился аббат, соображая про себя, как г-н Рапт мог быть прилежным читателем еще не вышедшего из печати сборника.

Но Бордье, внешне занятый собственными мыслями, а на самом деле все видевший и слышавший, понял сомнения аббата и протянул г-ну Рапту брошюру в желтой обложке:

– Вот последний номер!

Господин Рапт взглянул на брошюру, убедился в том, что все страницы разрезаны, и подал ее аббату Букмону.

Тот отвел ее со словами:

– Храни меня Господь усомниться в ваших словах, ваше сиятельство!

Хотя, конечно, в глубине души его терзали сомнения.

«Дьявольщина! – подумал он. – Надо держать ухо востро!

Мы имеем дело с сильным противником. Если у этого человека лежит экземпляр журнала, еще не пущенного в обращение, это, должно быть, хитрый малый. Будем начеку!»

– Ваше имя, – продолжал между тем г-н Рапт, – если не сейчас, то в будущем окажется, несомненно, одним из самых прославленных в воинствующей печати. По части горячей полемики я знаю не много публицистов вашего уровня. Если бы все борцы за правое дело были столь же доблестны, как вы, господин аббат, нам, думаю, не пришло бы сражаться слишком долго.

– С такими руководителями, как вы, полковник, – в том же тоне отвечал аббат, – победа представляется мне неизбежной.

Мы еще нынче утром говорили об этом с братом, перечитывая фразу из вашего циркуляра, в которой вы напоминаете, что все средства хороши для того, чтобы победить врагов Церкви.

Вот, кстати, позвольте представить вам моего брата, ваше сиятельство.

Пропустив своего брата вперед, он сказал:

– Господин Ксавье Букмон!

– Художник большого таланта, – с любезнейшей улыбкой подхватил граф Рапт.

– Как?! Вы и брата моего знаете? – удивился аббат.

– Я имею честь быть вам знакомым, ваше сиятельство? – вполголоса произнес неприятным фальцетом г-н Ксавье Букмон.

. – Я вас знаю, как и весь Париж, мой юный мэтр, – отозвался г-н Рапт. – Кто же не знает знаменитых художников!..

– Мой брат не стремился к известности, – возразил аббат Букмон, набожно сложив руки и скромно опустив глаза. – Что есть известность? Тщеславное удовольствие стать знакомым для тех, с кем вы незнакомы. Нет, ваше сиятельство, у моего брата есть вера. Ведь ты верующий человек, Ксавье, не так ли? Мой брат знаком лишь с великим искусством христианских художников пятнадцатого века.

– Я делаю что могу, ваше сиятельство, – с притворным смирением произнес художник. – Но, признаться, я не смел надеяться, что моя скромная слава дойдет и до вас.

– Не слушайте его, ваше сиятельство, – поспешил вмешаться аббат. – Он робок и скромен до невозможности, и если бы я постоянно его не подгонял, он не сделал бы самостоятельно ни шагу. Представьте себе, он ни за что не хотел идти со мной к вам под тем предлогом, что у нас к вам есть небольшая просьба.

– Неужели, сударь? – вымолвил граф, растерявшись от неслыханной наглости священника.

– Не правда ли, Ксавье? Ну, скажи откровенно, – продолжал аббат. – Ты же отказывался идти, разве не так?

– Так, – опустив глаза, кивнул художник.