По пути на кладбище Фэй захотелось с моей помощью задать своей младшей сестре несколько вопросов. Стараясь вести непринужденный разговор, я спросила Иду, сколько лет было ее матери, когда та умерла. Ида ответила, что восемьдесят два. Однако услышав, что Фэй произнесла «восемьдесят четыре», я повторила число за ней. Ида на мгновение замолчала, а потом сказала, что, мол, так и есть, ей было восемьдесят четыре! Пока мы ехали, Фэй предложила еще несколько вопросов и дала на них ответы. В животе у меня возникло ощущение печали. Я вспомнила смутные подробности жизни своего двоюродного дедушки и его безвременной кончины. И вновь я «догадалась», в каком возрасте он умер.
Бабушка посмотрела на меня, широко улыбаясь, и сказала: «Да, именно в таком возрасте он и умер! Откуда ты узнала?» Иду удивило, что мне известны такие детали. Должна признать, мне всегда нравилось, когда бабушка мне улыбалась. Я чувствовала себя, словно ребенок, старающийся прыгать на скакалке быстро-быстро, чтобы только порадовать любимого родственника.
В следующее мгновение (а я, между прочим, продолжала вести машину) я оказалась в весьма скромном маленьком доме, а может, и в квартире. Изображение было черно-белого цвета, а это означало, что речь идет о периоде от начала до середины двадцатого века. Мне было очень холодно и хотелось есть. Там я увидела маленькую девочку, в которой признала Иду.
Я описала бабушке ряд отличительных черт дома, в котором она выросла вместе с братьями и сестрами. Ида добавила к этому рассказу еще несколько необычных деталей личного характера, имевших отношение к моему прадедушке. В моей семье не принято судачить о покойных родственниках, так что я никак не могла узнать о некоторых из тех нелепых фактов, которыми она со мной делилась. Я чувствовала, что Фэй доставляет удовольствие подобный трехсторонний обмен информацией.
Расспросы продолжались до самого кладбища. Каждый раз, как я прибавляла к сказанному мелкие детали из прошлого, которыми делилась со мной Фэй, Ида удивлялась и восхищалась. Она спросила, откуда мне все это известно, и я ответила ей, что бабушка Фэй шепчет мне об этом на ухо. Уверена, что Ида подумала, будто я шучу.
Как я уже сказала, об этих подробностях в семье мало кто знает. В тот день нам было так весело, что мне не хотелось, чтобы это заканчивалось. Однако все завершилось, как только мы подъехали к кладбищу. Как медиуму, на кладбищах мне приходится плотно закрываться, поскольку находящиеся там бестелесные духи способны вызвать у меня некоторую тревогу. Им хочется, чтобы их выслушали, а мне хочется уделить время скорби по умершему близкому человеку – и эти желания не сочетаются.
Мы с бабушками отлично повеселились. В этом и заключается преимущество медиума. Все те годы, которые я потратила на то, чтобы вытеснить чужую энергию из своего пространства и позаботиться о собственных границах, окупились, и теперь я могу, не рискуя, раскрываться навстречу божественной энергии, которую предлагает мне Вселенная. Периодически это заканчивается семейной встречей и игрой «А вы помните, когда…».
Вы себе представляете, насколько это тяжело, когда за семейным завтраком близкий родственник просит вас ответить на вопрос личного характера? За столом возникают такие вопросы: «Соглашаться ли мне на операцию по удалению опухоли?» или: «Я вот влюбилась в такого-то; а можешь узнать, как он ко мне относится?» Причем те, кто относится к интуитивному процессу несерьезно, ведут себя забавнее всех: «Ах, Джоди, ты что, действительно в это веришь? Я вот не верю! Кстати, тут на днях телевизор включился сам собой. И что странно, в тот день была годовщина со дня смерти моей мамы, и он включился ровно в тот час, как она умерла. Что скажешь?»
Люди, непредвзятые и готовые посмотреть на жизнь с разных точек зрения, постоянно восхищаются тем, как я вкладываюсь в это дело. А те, кто не может посмотреть в лицо своей боли, ненавидят мое занятие, да и меня заодно. Бывали такие моменты, что мне даже казалось, будто меня подставляют. Да, завтрак – не самое подходящее время для того, чтобы спрашивать кузину-экстрасенса о своей опухоли.
Помощь клиентам в настройке на мои медиумические способности посодействовала мне в повышении собственной осознанности и усилении сочувствия к окружающим. Если скорбящий – кто-то из друзей или членов семьи, то границы, которые я научилась использовать в целях защиты каждого, могут быть ослаблены слезами. Как правило, я не оказываю помощь, пока меня об этом не попросят. Впрочем, даже если меня и просят, это не всегда уместно.