Дело происходило в Эдинбурге, в доме, находившемся на углу улицы святого Георга и Касл-стрит. Это где то поблизости от эдинбургского адреса Вальтера Скотта (Касл-стрит, 39), но в ту пору будущий зять-биограф об этом не подозревал. Молодые люди веселились, причем их веселье подогревалось добрым старым вином. И вдруг на лице своего собеседника и друга, жившего в этом доме, Локхарт заметил выражение ужаса. Глаза остановились, рука с бокалом замерла. "Что с тобой?" - спросил Локхарт. Друг показывал на окно. На окно! А в окне через улицу было видно другое окно, и в том окне - рука. Рука с пером, бегущая по бумаге... "И так день и ночь, - рассказывал друг, - когда бы я сюда ни пришел, когда бы ни взглянул в это окно, я вижу все то же самое: пишущую руку". "В этом, - продолжал друг, - есть что-то невероятное, гипнотическое, завораживающее, какое-то наваждение. Вон она, вон она, эта рука, неустанно бегущая с пером по бумаге, и лист за листом, лист за листом, покрытый письменами, летит со стола, а рука все бежит, все пишет, и так день и ночь, всегда, когда бы ни встать здесь и ни заглянуть в окно, можно увидеть неведомую, таинственную, невероятную, пишущую руку". Кто же это пишет? Кому принадлежит не знающая устали рука? Быть может, какой-нибудь переписчик-поденщик, - такова была догадка Локхарта (не подозревавшего, сколько еще раз в жизни ему предстоит с почтением наблюдать и пожимать ту же руку). "Нет, друзья мои, - сказал им хозяин дома, - это пишет сэр Вальтер Скотт".
Помимо этого вполне достоверного случая, есть и легенда о том, что Вальтер Скотт от поэзии перешел к прозе и вместо поэм взялся писать романы потому, что на литературном горизонте взошла звезда несравненного поэтического соперника Байрона. Это полулегенда, скажем так, ибо во всяком вымысле содержится то зерно истины, из которого вырастает самый вымысел, не какой-нибудь вообще, произвольный вымысел, а именно этот, данный вымысел. К реальности в этой версии относится тот факт, что Байрон после довольно бледного дебюта вдруг блеснул поэмой о Чайльд-Гарольде, точнее, первыми главами (или "песнями") поэмы, которые, согласно еще одной полулегенде, позволили ему в одно прекрасное утро проснуться и узнать, что он стал знаменит. До этого значительную известность и значительные суммы (на которые в своей сатире намекал Байрон) приносили Вальтеру Скотту его поэмы. К нашим дням, надо отметить, уже умерла или по меньшей мере ослабла привычка читать пространные поэтические тексты, мы поэму воспринимаем как нечто исключительное, и внимание в любом поэтическом произведении обращаем не на повествовательно-сюжетную сторону. А во времена Вальтера Скотта и Байрона еще жила идущая из древности традиция внимать поэтам как сказителям и читать поэтические повествования, в которых стихотворный размер и рифмы помогали движению сюжета25. Успех у публики первой же поэмы Вальтера Скотта был столь значителен и устойчив, что последующие его поэтические произведения издатель был готов покупать, что называется, на корню, выдавая поэту аванс, невиданный до тех пор. Прямо надо сказать, Вальтер Скотт показал, что поэзией можно жить. За романы же он взялся не потому, что поэмы Байрона возымели еще больший успех, а потому, что он решил, что романы позволят ему жить еще лучше.
Прежде всего Вальтер Скотт сам стал издателем, партнером издательской фирмы, которую он же решил снабжать литературной продукцией. Эта фирма выпустила "Деву озера", поэму, которая своим успехом побудила предприимчивых людей прокладывать дороги и строить гостиницы для желающих посетить то самое озеро. И фирма, которую номинально возглавляли два брата Баллантайн, вроде бы начала процветать. Но вскоре эта фирма потерпела крах, потому что нельзя было продержаться на произведениях одного, хотя бы и очень популярного автора; в остальном, да исключением Вальтера Скотта, фирма издавала какой-то на редкость неходовой товар. Чтобы выйти из этого финансового затруднения, Скотт быстро дописал роман, который был им начат лет за десять до этого (тогда и видели его руку, неустанно пишущую), а поскольку он не был уверен в успехе, роман был выпущен без имени автора. Когда Байрон впервые виделся со Скоттом и с похвалой отозвался о прочитанном накануне историческом романе, он не знал, что говорит это автору. Байрон считал, что перед ним собрат-поэт, знаменитый поэт сэр Вальтер Скотт. Но вскоре и романы оправдали себя, возымели успех, и анонимный автор превратился в Великого Неизвестного, хотя, впрочем, тайна авторского имени, в особенности для узкого круга, вскоре перестала быть тайной.
Романы выпускала другая фирма - опытного издателя Констебла, выручившего безрассудных Баллантайнов. А чтобы не оставить без дела и "сырья" своих партнеров, Скотт занялся наряду с писанием романов подготовкой к печати целой библиотеки английских классиков. Им было в общей сложности выпущено более семидесяти книг выдающихся авторов и написано более двадцати пространных биографий. Неудивительно, что "пишущая рука" не знала покоя.