Конечно, он был прав, не желая раздражать своих подданных! Думаю, прав был и доктор Майерн, считавший, что половина всех бед свалилась на Англию из-за моей приверженности к католицизму и моего стремления навязать его этой стране.
Я немедленно согласилась с пожеланиями Карла, и нашу малышку отнесли в кафедральный собор. Там был срочно сооружен королевский балдахин, но церемонии, естественно, не хватало обычной пышности.
Но какие бы страшные раздоры ни сотрясали страну, я испытывала ту светлую радость, которую чувствует любая мать, благополучно родив ребенка. Если бы Карл хоть ненадолго мог оказаться с нами, то я вообще забыла бы обо всем, что происходит за стенами моей комнаты.
Неделю спустя, когда я все еще лежала в постели, чувствуя себя страшно слабой после перенесенных страданий, ко мне примчался взбудораженный Генри Джермин.
Он без всяких церемоний закричал:
– Ваше Величество, вы в опасности! Эссекс стягивает к городу войска! Этот негодяй собирается потребовать, чтобы Эксетер сдался, иначе начнется осада.
– Тогда мы должны немедленно уехать отсюда! – вскричала я, вскакивая с постели.
– Это было бы небезопасно. Отряды Эссекса наверняка пустятся за вами в погоню, – предупредил Генри.
– Неужели он такой жестокий зверь? Неужели не знает, что я еще не оправилась после родов?! – возмутилась я.
– Ему это прекрасно известно, и он, несомненно, думает, что сейчас самый подходящий момент, чтобы сломить вашу волю, – пояснил Генри.
– Принесите мне перо и бумагу! – потребовала я. – Я напишу ему и попрошу у него защиты. Если в сердце у него сохранилась хоть капля жалости и сострадания, то он мне не откажет.
Генри подчинился, и я написала графу Эссексу письмо, в котором просила его позволить мне беспрепятственно уехать в Бат или Бристоль. Необходимость выпрашивать такую милость привела меня в негодование.
Получив же от графа ответ, я пришла в ярость. Просьба моя была отклонена. О, мне следовало лучше знать этого негодяя! И я еще умоляла его сжалиться надо мной! Эссекс написал, что намерен сопроводить меня в Лондон, где мое присутствие необходимо для того, чтобы ответить перед парламентом за начало войны в Англии.
Это уж была прямая угроза. Я поняла, что должна уехать прежде, чем врагам удастся схватить меня.
Но как я могла путешествовать с ребенком, которому было лишь несколько дней от роду? Я просто обезумела от горя. Я не знала, куда мне бежать. Я была уверена, что жестокий Эссекс задумал все это специально для того, чтобы схватить меня. Как я ненавидела этого человека! Он должен был бы воевать на нашей стороне. Но он предал свою семью и свой народ. Мне было легче простить того негодяя, которого звали Оливер Кромвель и о котором говорили все чаще и чаще. С его помощью круглоголовые добились невероятных успехов! И все же я могла бы простить его. Он был человеком из низов, но когда люди, подобные Эссексу, выступают против своих, то этого простить нельзя!
Но не было никакого смысла понапрасну терять время, возмущаясь графом Эссексом. Надо было думать о том, куда бежать и как бежать, поскольку бежать было необходимо. Если меня схватят и отвезут в Лондон, то это конец. Карл пообещает все, что угодно, лишь бы меня отпустили на свободу.
Итак, мне надо было бежать. Взять с собой свою новорожденную дочь я не могла. Пришлось оставить ее в городе.
Я послала за сэром Джоном Беркли, губернатором Эксетера и владельцем Бедфорд-Хауса, в котором я жила. Со мной уже была леди Далкейт, натура цельная и чистая. Мы с Карлом решили, что женщина эта непременно должна быть среди тех, кто станет заботиться о нашей дочери. И решение это оказалось правильным. Я никогда не забуду того, чем обязана леди Далкейт.
Сэру Джону я коротко объяснила, что если не хочу погубить короля, то обязана бежать. Другого выхода у меня нет! Круглоголовые со дня на день займут город – только для того, чтобы схватить меня, доставить в Лондон и обвинить в государственной измене.
– Вы же понимаете, каким ударом это будет для короля! Чтобы спасти меня, он пойдет на все! Рискнет своей армией, властью, страной и отречется от престола! Но я не могу этого допустить. И думаю, что вы согласитесь со мной.
Сэр Джон кивнул и сказал, что выполнит все мои распоряжения. Леди Далкейт тоже заверила меня в своей преданности и поклялась – если понадобится – защищать мое дитя ценой собственной жизни.
Я обняла эту удивительную женщину, и мы немного всплакнули. А потом сэр Джон почтительно поцеловал мне руку.
Вот так через пятнадцать дней после рождения моей крошки я покинула ее. Я была в полном отчаянии, и сердце мое разрывалось от горя. И все же я знала, что другого выхода у меня нет.
Я дождалась наступления темноты, переоделась в платье служанки и в сопровождении лишь двух своих приближенных и духовника покинула Бедфорд-Хаус.