Самая белая ночь

Федя стоял молча, не разуваясь. А я снова вспомнила, как он время от времени поглядывал на часы и куда-то явно торопился.

– Пройдешь? – спросила я. А у самой сердце в ожидании ответа учащенно забилось.

Федя, немного подумав, кивнул и снял кроссовки. Я же незаметно выдохнула с облегчением.

– Моем руки и идем на кухню, – скомандовала я парням, прикидывая, чем их можно угостить. Выходило, что особо нечем. Со вчерашней доставкой мы быстро управились, и ничего нового, разумеется, не готовили. А я еще из-за всех переживаний и не ела толком со вчерашнего вечера. Внезапно почувствовала такой острый голод, что даже руки задрожали.

Алик, осторожно оглядываясь, прошел на кухню.

– Прикольно тут у вас, – сказал он.

– Это да, – отозвалась я. Не поспоришь. – Ты голодный?

– Есть такое, – заявил Алик, усаживаясь за стол.

Федя прошел следом.

– А ты? – спросила я.

– Что я? – не понял Федя. Он пропустил наш с Аликом диалог.

– Голоден?

Федя неопределенно пожал плечами, что, скорее, означало, да. Похоже, после вчерашнего свидания с Варей он чувствовал себя здесь не в своей тарелке.

– Только у нас ничего нет, – растерянно откликнулась я.

– Совсем ничего? – спросил Федя.

– Можешь посмотреть в холодильнике…

Я села за стол напротив Алика и, подперев голову руками, уставилась на него. Алик засмущался. Его губа еще больше опухла и стала непривычно толстой. Теперь я заметила, что и нос у мальчишки был разбит. Сейчас он выглядел младше своих лет. Во мне впервые шевельнулась жалость к Алику.

Федя тем временем обследовал наш холодильник. И я уже точно знала, что ничего интересного он там не найдет.

– Действительно пусто, – сообщил Федя, повернувшись к нам.

Заметил, как мы с Аликом сидим за столом и внимательно изучаем друг друга, будто увиделись впервые.

– Я сейчас приду, – внезапно сказал Федя.

– А куда ты? – почему-то испугалась я.

Мне показалось, что Федя снова может уйти «навсегда». Сменит адрес, не сообщит об этом Наде… или вернется в наш город… или вообще уедет к отцу в Москву. Там я точно его никогда не найду. Я поразилась, сколько тревожных мыслей кадрами из диафильма прощелкали в моей голове всего за секунду. Но стало по-настоящему страшно.

Федя и сам удивился такой бурной реакции. Слабо улыбнулся.

– Куплю нам что-нибудь перекусить. А вы пока… общайтесь.

Когда Федя ушел, мы с Аликом некоторое время так и продолжили сидеть молча. Харви, стуча когтями по паркету, зашел на кухню и улегся у Алика в ногах. И тут же я снова заметила незнакомую мне ранее, счастливую мальчишескую улыбку на лице Алика.

– Что скажешь маме? – наконец спросила я.

Тогда выражение лица у брата снова стало жестким.

– Скажу, что незнакомые хулиганы пристали на улице.

– А они на самом деле были знакомыми? – все-таки уточнила я. Этот вопрос не давал мне покоя.

– Знакомы, конечно, – нехотя признался Алик, – это дегенераты из нашей школы. Не знаю, чего они ко мне прицепились еще в начале учебного года.

– Значит, они не первый раз тебя обижают?

– Не первый, – вздохнул Алик, – раньше просто на словах было, а тут к действиям перешли. Я с одной девчонкой, Катей, гуляю, которая Рыжему, ну, их главарю, тоже нравится… Только она меня выбрала. Катя сказала, что Рыжий тупой и с ним поговорить не о чем. А мы вроде как на одной волне с ней.

На этих словах Алик опустил голову и смущенно улыбнулся разбитой губой. Меня умилила его улыбка.

– Они выследили нас и дождались, пока я Катю до остановки провожу. А потом… – Алик замолчал, обдумывая, что можно мне говорить, а чего не стоит. Снова тяжело вздохнул и продолжил: – А потом поколотили немножко. Так и преследовали меня до самого метро. Ну ты видела, что было у «Маяковской».

– Видела, – нахмурилась я. – Ты должен рассказать об этом родителям.

– Я говорил еще осенью маме, – сухо ответил Алик.

– Говорил? – искренне удивилась я. – А она что?

Я поверить не могла, что Татьяна пустила эту ситуацию на самотек, ведь дело дошло до рукоприкладства.

– Мама сказала, что я сам виноват с моим-то скверным характером. И чтобы разбирался со всем сам, по-мужски. Мне кажется, она не особо мне тогда и поверила.

– Ну теперь у тебя есть неоспоримые доказательства, – невесело усмехнулась я, кивнув на физиономию Алика. – Расписанное «красивое» лицо.

– Мама боится трудностей. Ей нравится, когда все хорошо и удобно. Она играет роль такой классной и заботливой, а на самом деле плевать на меня хотела. Ей только хорошую успеваемость подавай, чтобы перед подружками похвастаться. У нее там с ними что-то вроде соревнования, у кого ребенок талантливее и лучше… Ты бы знала, как она мне мозг выносит из-за оценок. Зато потом на работе хвастается, что я олимпиаду выиграл, которая мне сто лет не сдалась. Думаю, она даже не мной в этот момент гордится, а просто свое эго тешит.

Не знаю как, но Татьяне действительно отлично удавалось играть роль самой заботливой мамы в мире. За то время, что я прожила у них, мне казалось, она слишком опекает сына и вообще души в нем не чает, поэтому я с сомнением слушала откровения Алика.

– Ну а папа? – осторожно спросила я.

– Издеваешься? – косо посмотрел на меня Алик.