Самая черная птица

Два головореза, Скала Махони и Жадина Армонд, рыскали по берегу у дамбы у Кастл-гардена и наткнулись там на недавно прибывшего в страну немецкого эмигранта. У того в кармане оказалось двенадцать центов. Они оглушили его и бросили в реку, где он тут же и утонул, а ребята вернулись в заведение Зеленой Черепахи, чтобы разделить добычу.

Сначала они заказали выпивку. Хозяйка налила им какого-то пойла. Потом Жадина Армонд, оправдывая свое прозвище, заявил, что ему причитается семь центов из двенадцати, так как именно он бросил толстого немца в реку.

— Нет! — возразил Скала. Ведь не кто иной, как он, нанес тот сокрушительный удар, от которого бедняга отключился. Если кто и заслуживает семь центов, то это Махони. Взывая к здравому смыслу, подельник стал утверждать, что если бы он не вырубил немца, то Жадина не смог бы бросить тело в реку.

Это заявление вывело Армонда из себя. С сознанием своей правоты он ухватил соперника зубами за нос. Дабы не лишиться носа, Скала вытащил нож и сунул его противнику между ребер. К несчастью, это лишь замедлило действия Жадины.

На протяжении следующего получаса они катались по полу пивнухи, стараясь одержать друг над другом верх. Наконец Армонд завладел ножом и воткнул его в горло товарищу.

Скала тяжело рухнул на пол.

Томми Коулман и все члены банды «Сорок воришек», явившиеся в тот вечер к Зеленой Черепахе, молча стояли в стороне, ничего не в силах поделать.

Жадина Армонд сбежал, оставив беднягу Махони лежать на полу с пробитым черепом.

Парни крайне неудачно выбрали время для драки. Тело Мэри Роджерс выловили из Гудзона всего несколькими неделями раньше, и в Джерси прошел слух, что ребята из Четвертого района, вероятно, причастны к этому.

Когда стало ясно, что бандиты из Файв-Пойнтс — первые подозреваемые в деле, сержант Макардел из ночной стражи, вместе с пятью «Кожаными головами», явился в бакалейную лавку Розанны Пирс и в «Притон убийц» в поисках свидетелей. Старина Хейс снова заглянул к Зеленой Черепахе и во второй раз задал Томми несколько вопросов.

У полиции не было улик, чтобы обвинить «Сорок воришек» в убийстве Мэри Роджерс. И все же доходы их главаря катастрофически сократились.

Коулман без обиняков сказал жене, что настало время вернуться на городские улицы. Он умел все хорошенько взвесить и обдумать, а посему разработал собственный план увеличения заработков. С тех пор сестра Королевы разгуливала по улицам в районе Бродвея и Сити-Холл-парка, торгуя своим товаром, не одна. Их маленькая дочь, красивая, голубоглазая, одетая точно так же, как мать, тоже занялась этим ремеслом. Два нежных голоса зазвучали хором, словно звонкие монетки:

Кукуруза! Горячая кукуруза!
Покупайте белоснежную горячую кукурузу!

У вас, господа, много денег,

А у нас, бедняжек, — ни гроша за душой.
Покупайте нашу кукурузу,
А мы, бедняжки, пойдем домой.

Каким же стал их доход после такого нововведения? По самым скромным расчетам, в эти тяжелые времена можно было ожидать, что мать и дочь заработают как минимум двадцатку в неделю.

Непоколебимый обвинитель решил, что это и есть мотив убийства, и жюри присяжных с ним согласилось. Ведь меньше чем через месяц после того, как девушки вернулись на улицы города торговать своим золотистым товаром, сестру Королевы и, что всего ужаснее, ее маленькую невинную дочь нашли в дальнем конце переулка Коу-Бэй. Кто-то забил обеих до смерти. Рядом лежало тело толстошеего краснолицего «мясника» Руби Перла.

Томми никогда не простит главному констеблю, что тот заставил его смотреть на тела его зверски убитых жены и дочери в морге. На суде коварный обвинитель заявил, что Перл будто бы снова стал любовником хорошенькой торговки. Томми застал их в зловонном тупике, которым оканчивалась Коу-Бэй, где парочка ворковала и целовалась, потерял голову и расправился с соперником. А потом, напоследок, укокошил и свою маленькую дочку, поверив грязным слухам, что она вовсе не его чадо, а ребенок Руби.

Томми все отрицал.

— Ложь! — пронзительно воскликнул его адвокат, баварский иммигрант, молодой человек по фамилии Хуммель, на своем ломаном английском. — Наглая ложь!

Томми выступил с речью:

— Вот что случилось в ту роковую ночь. Это истинная правда — ни больше ни меньше. Мои жена и дочь ушли работать на улицу, но было поздно, а они все не возвращались, и я забеспокоился. Я вышел из дому и столкнулся с этой крысой в Коу-Бэй. Моя жена покоилась мертвая у его ног, а бездыханная дочка лежала в углу словно куча лохмотьев в ожидании, пока за ними придет мусорщик.

Глаза Коулмана заблестели при этом воспоминании. И он продолжил свой душераздирающий рассказ: