До Бурсова дошло, что дело серьезное, и он засуетился, загремел ключами, ругаясь себе под нос, так как замок не поддавался. Кое-как справившись, клиент все же смог повернуть ключ раз, другой, третий, четвертый, сопровождая каждый поворот матюком. Щелчки механизма замка отражались в стенах подъезда как пистолетные выстрелы. Может, мое сознание и преувеличивало их громкость, но тем не менее любой находившийся в подъезде их слышал. Наконец дверь была открыта. Без церемоний я впихнула Олега Николаевича в квартиру. В эту же секунду из-за шахты лифта вниз по лестнице к нам кинулся чумазый карлик. Так идентифицировал опасность мозг вследствие быстро меняющейся ситуации.
В доли секунды я поняла, что это просто ребенок, девочка. Отвела в сторону револьвер.
— Тетенька! Тетенька! — закричала девочка, обращаясь ко мне, — скажите, пожалуйста, где Роза Аркадьевна. Она тут живет. Я к ней приходила.
Приглядевшись, я воскликнула:
— Юля, это ты, что ли!
Одежда ребенка была испачкана, на физиономии грязные разводы, но лицо то же самое, с фотографии.
— Вы меня знаете? — удивленно спросила девочка и вскрикнула, когда я втянула ее внутрь, закрыв следом дверь на все замки. Возможно, это какой-то трюк со стороны бандитов. Ребенок, как приманка.
— Роза Аркадьевна сейчас в больнице. Она немножко приболела, — ласковым голосом обратилась я к испуганной девочке. — А ты, Юля, как здесь оказалась?
Олег Николаевич уставился на нас обеих, совершенно ничего не понимая.
— Я пришла к Розе Аркадьевне попросить, чтобы она взяла меня к себе, — призналась Юля. — Меня хотели увезти, но я убежала. Пришла сюда, а дяденька, — девочка глазами указала на Бурсова, — сказал, что Розы Аркадьевны нет.
Я посмотрела на Олега Николаевича, и тот раздраженно подтвердил:
— Да, она приходила. Это было в тот день, когда Розу украли. Я и дверь-то не открывал, сказал, что нет, и все.
— Ты что же, с тех пор на улице?! — поразилась я.
— Ага, — кивнула девочка. — Я сначала ждала Розу Аркадьевну тут, во дворе, но она все не приходила и не приходила. Захотелось есть, и я пошла на рынок. Потом вернулась сюда, а ее снова нет. Потом милиционер увидел меня и стал спрашивать, где мои родители. Я убежала от него. Пряталась в подвале…
— Знаешь, Юля, тебе в первую очередь надо умыться, — сказала я мягко, — а то ты грязная, как поросенок. Потом поедим. Ведь хочешь есть?
— Хочу, — опустив глаза, едва слышно сказала Юля.
Я проводила девочку в ванную комнату и велела раздеваться, а сама пошла вместе с Олегом Николаевичем поискать ей одежду после душа.
— Что нам с ней делать? — спросил он у меня, нервничая. — Может, позвонить Розе в больницу и рассказать все?
— Вы хотите, чтобы ваша жена, не долечившись, сбежала из больницы? — поинтересовалась я. — Не надо ее нервировать. В детдом девчонку тоже лучше не возвращать. Роза вам этого не простит. Пусть Юля пока, до возвращения Розы Аркадьевны, живет здесь.
— Но кто ею будет заниматься? Мне же на работу, — спросил задумчиво Бурсов.
— Она прожила неделю в подвале, выживет и в вашей квартире как-нибудь, — жестко сказала я.
— В наше отсутствие можно соседку попросить за ней приглядывать, — пробормотал Олег Николаевич, обдумывая новые перспективы. — Я ей заплачу, она не откажется.
— Вот и отлично. — Я выбрала из груды белья коротенький халатик Розы. — Это подойдет.
— А вдруг у нее вши? — понизив голос, спросил Бурсов.
— Значит, будем выводить, — отрезала я.
Когда я заглянула в ванную комнату, Юля уже вовсю полоскалась в благоухающей дорогими ароматами пене. Полочка, где стояли косметические средства, была практически пуста. Пустые флаконы валялись на полу.
— Посмотрите, какую пену я сделала, так по телевизору показывали, — засмеялась радостно девочка и втянула носом воздух. — У как пахнет! Чувствуешь?
— Угу, чувствую, — отозвалась я, понимая, что стала свидетелем самого дорогого купания ребенка. — Тебе спинку потереть?
Девочка утвердительно кивнула, и я, убрав с пола пустые флаконы, взялась за мочалку.
— Ой! Ой! Ты сдираешь мне кожу до мяса! — завопила Юлька после первых попыток помыть ей спину. Я убрала мочалку. Девчонка крутнулась в ванне и облила меня с ног до головы. Заметив мою мокрую физиономию, она с искренним раскаянием на лице извинилась.
— Ничего, не сахарная, — буркнула я.
— Потрите, только не так сильно, — попросила Юля.
Но второй опыт не удался, так же как и первый.
— Слишком слабо! Так ничего не отмоется, — заявила девочка. — Вся грязь останется. Ты не умеешь.
— Умная, да? — с сарказмом спросила я. — И как тебя в детдоме при первой помывке не утопили? Кто тебе там спину трет?
— Никто, я сама, — девочка взяла у меня из рук мочалку и показала, как это делается. Из ванной комнаты мы обе вышли помытыми. Юля по своей воле, а я — ее стараниями. За чаем Бурсов обратил внимание на странный аромат, витающий в кухне.
— Чем это пахнет, запах какой-то знакомый, — пробормотал он, принюхиваясь. — Откуда?