Самая длинная ночь

П е т р о в. Что говорил?

Ч е б о т а р е в. В неудаче под Олевкой винит себя.

П е т р о в. Я надеялся, он что-то знает… (Хмуро ходит по горнице.)

Ч е б о т а р е в. Нет разведки?

П е т р о в. Как в воду канули. Что будем делать?

Ч е б о т а р е в. Ждать. Место здесь глухое, для немцев почти недоступное. Болота разбухли от дождей. Дня через три можно будет послать подводу в колхоз «Червонный». У них припрятано семенное зерно.

П е т р о в. Три дня… Хотел бы я знать, что будет через час… Длинная сегодня ночь.

Ч е б о т а р е в (подошел, дружески положил Петрову руку на плечо). Да вы не беспокойтесь, Платон. Если не будем подавать признаков жизни, немцам нас ни за что не найти.

П е т р о в. Если им не укажут дорогу… Николай Иванович.

Ч е б о т а р е в. Да?

П е т р о в. Начистоту?

Ч е б о т а р е в. Валяйте.

П е т р о в. Думаете, мы наскочили на немцев под Олевкой случайно?

Чеботарев молчит. Полная скрытого значения пауза.

Предположим худшее. Может быть, эта сволочь и сейчас здесь? Бродит вокруг дома, ест с партизанами из одного котелка… На нем не мундир, а ватник или прожженная у походных костров шинель… А над лесом немецкие самолеты кружат. Достаточно одной ракеты, и все.

Ч е б о т а р е в. Не представляю, как могли быть предупреждены немцы. Никто не отлучался из лагеря после того, как было принято решение захватить склады в Олевке.

П е т р о в. У вас не совсем точные сведения, Николай Иванович. Один человек отлучался… Шукин!

Ч е б о т а р е в. О Шукине знаю. Мне просто не пришло в голову…

П е т р о в. А если все-таки предположить худшее?

Ч е б о т а р е в. На Шукине связь с городским подпольем. Если бы он был предателем, он бы провалил и город.

П е т р о в. А может быть, и городское подполье провалено? Откуда мы знаем? Последний раз связной был три дня назад.

В сенях хлопнула дверь. Кто-то вошел. Петров встрепенулся.

Разведка. (Быстро пошел к двери.)

Дверь открылась ему навстречу. Вошел  Ш у к и н. Он не спеша прикрыл дверь, прислонился к ней спиной, достал кисет, свернул папироску.

Не спится, Шукин?

Ш у к и н. Дай-ка огоньку. (Взял протянутые Петровым спички, прикурил, сунул спички к себе в карман, обошел Петрова, подошел к столу, взял пузырек с лекарством, понюхал, поставил обратно. Сел на пол, переобувается.) Туман. Не заблудился бы Михалевич в болотах.

Ч е б о т а р е в. А я думал, вы в разведке.

Ш у к и н. Неподходящая погода. Молодой командир о моем здоровье заботится.

П е т р о в. Он трое суток не спал… Ноги стер.

Ш у к и н. Я и без ног ходить могу. Через всю Европу на карачках прополз. Богатая практика.

Вбегает  п а р т и з а н.

П а р т и з а н. В направлении Малых Озер взрывы!

Петров, Чеботарев, партизан быстро выходят. Снова начинает метаться в бреду Ларин.

Шукин переобулся и сидит на полу, безучастно покуривая. Его одолевает дрема. В той же позе, почти неподвижно, он сидит всю следующую сцену. В и к т о р  С о р о к и н  вводит  т р е х  п л е н н ы х: двух мужчин и девушку. Все в форме частей СС. В горнице собирается небольшая  г р у п п а  п а р т и з а н, в том числе  Г о р б у ш и н. Чуть позже входит  Е л е н а.

Г о р б у ш и н. Где ты их поймал, Виктор?

В и к т о р. Возле самого хутора.

Г о р б у ш и н. И сюда добрались!

П а р т и з а н ы. Эсэсовцы!

— Та же самая часть, что под Олевкой!

— Не иначе.

М а р и я (дружелюбно). Позовите вашего командира.

В и к т о р. Не волнуйтесь, фрейлейн, сейчас придут.

П а р т и з а н. Девка-то русская! Тварь!

Г о р б у ш и н (Марии). Чего зубы скалишь? Отвечай!

М а р и я. Я отвечу на все вопросы только командиру отряда. (Вилли и Августу, по-немецки[1].) Нас принимают как желанных гостей. Чувствуете?

Вилли и Август смеются. Среди партизан возмущенный ропот.

Г о р б у ш и н (Марии). Ах, ты… (Замахивается.)