Самая долгая ночь в году

Лишь жадный треск пламени был ему ответом.

«Никаких шансов, — сказал Юрий. — Ты находился в самом выигрышном положении — у окна. Тебя выбросило. Остальные просто сгорели внутри.»

Сулакшин снова перевернулся на живот. Ребра с правой стороны незамедлительно отозвались болью, тупой, но сильной. Сломаны? Пожалуй, все-таки нет, иначе было бы еще хуже.

Надо доползти до входа. Если кто-то выжил, там есть следы. И потом, там машины. Если они, конечно, не уехали. Андрей не умел водить машину, а если бы даже и умел, как бы он это делал без ног? Но об этом он пока не думал. Надо ползти. Это не сложно. Напрягаем мышцы левой руки… вот та-ак… теперь правой… как больно, блин! Пра-авой… ничего, к боли можно притерпеться… опять ле-евой…

Он дополз до угла и, едва завернув за него, понял, что надежды были тщетными. Обе «Нивы» горели. Судя по всему, догорали, так что бензобаки уже успели взорваться, и с этой стороны опасности не было. Очевидно, машины стояли слишком близко к выбитой взрывом двери по крайней мере, одна из них, с которой огонь перекинулся на вторую.

«Ты бы все равно не смог вести, — утешил Юрий. — Даже завести бы не смог. Водители из города не оставляют ключ в зажигании, даже если приезжают в лес.»

«По крайней мере я мог бы забраться внутрь и ждать помощи, а не лежать на снегу», — возразил Андрей.

«Бессмысленно рассуждать в сослагательном наклонении. Исходи из реальной ситуации.»

В этот момент чуть в стороне от машин Андрей заметил лежащую в снегу фигуру. Значит, кому-то все-таки удалось выбраться! Вряд ли этого человека могло выбросить через дверь — они все тогда были в комнате, никто не находился в передней. Значит, он выбежал сам. И хотя он, несомненно, ранен, иначе не лежал бы на снегу, но, вероятно, все-таки жив.

Андрей, как мог быстро, пополз к лежавшему. С каждым движением вперед, однако, он все больше убеждался, что простертая в снегу фигура кажется черной вовсе не из-за особенностей освещения.

Когда он подполз вплотную, подозрения превратились в уверенность. Черные лоскуты сгоревшей кожи и одежды покрывали все тело. На фоне общего запаха гари, шедшего от пылающего дома, резко пахло горелым мясом, жжеными волосами и какой-то химией — должно быть, синтетикой, входившей в состав костюма. Судя по комплекции, это была девушка; к тому же из снега в паре метров позади торчала туфля.

Андрей передвинулся правее, и его лицо оказалось рядом с головой трупа. На его несчастье, голова была повернута в его сторону, и он увидел то, что еще недавно было лицом, способным очаровать большинство мужчин. Оскал зубов в безгубом рту, дыра на месте носа, спекшиеся мутные шары глаз, вывалившиеся из орбит и свисающие на ниточках нервов. Круглую голову, странно выглядящую без волос, покрывала черная корка. Среди этой корки, на том месте, где когда-то было ухо, Андрей увидел вплавившуюся в кожу сережку с голубым камешком.

Катя.

Ее пышные, воздушные волосы сослужили ей плохую службу. Они вспыхнули, как тополиный пух. Хотя, конечно, дело не только в волосах. В тот момент, когда она выбежала, она уже горела вся. Скорее даже следует винить ее одежду, оказавшуюся слишком легко воспламеняющейся.

Андрей уже начал отползать в сторону, и в этот момент его желудок принялся исторгать все, что было съедено и выпито. Андрей блевал, не в силах даже поднять голову достаточно высоко, и брызги летели ему в лицо, а кислый, отдающий вином запах бил в ноздри, вызывая новые позывы. Наконец последние, уже сухие спазмы перестали сотрясать измученное тело. Андрей с трудом отполз от оставленной им лужи и в изнеможении упал на снег.

«Долго ты намерен здесь прохлаждаться?» — осведомился Юрий.

«Пока меня не спасут», — обессиленно ответил Андрей.

«Тебя никто не спасет. Дом скоро догорит, и к утру не останется даже дыма, который можно заметить с шоссе. Вас хватятся не раньше завтрашнего вечера. Ночью обещали по области до минус двенадцати. К тому времени, как сюда кто-нибудь доберется, твой труп уже промерзнет настолько, что по нему можно будет стучать, как по дереву — если кому-то вдруг захочется сплюнуть через левое плечо.»

«Что же делать?»

«Ты меня спрашиваешь? Ну вообще-то вариантов два: лежать и ждать смерти или ползти к людям.»

«До станции шесть километров. И до Силикатов — почти пять.»

«Ничего не могу с этим поделать.»