Самая долгая ночь

Маус увидел свою сумку, как только они вновь оказались на платформе. Их выстроили спиной к вагону. Они с Рекой попали во второй ряд. Полосатая ткань сумки была почти незаметна под грудой чемоданов, свертков, коробок и пары заплечных мешков. Река стояла позади старика, Маус — позади матери с мальчиками. Река держала его за левую руку, причем сжала с такой силой, что на глазах у него выступили слезы. Ни слова, ни звука, говорил этот жест.

А еще на перроне стоял толстый голландец в синем костюме. Шляпу он сдвинул на затылок, отчего была видна его светлая шевелюра. Волосы были на вид как будто мокрые, скорее всего, от пота. Он был рядом с театром, когда во вторник старухе разбили голову, он же разговаривал в среду с предательницей Аннье за стеклом кофе. И он искал конкретное лицо.

Маус посмотрел на Реку, и та ткнула его пальцами под ребра. Он перевел взгляд левее, всматриваясь в каждую деталь окружающего пространства. Всех пассажиров ссадили с поезда, и вдоль всей платформы выстроилась шеренга жандармов и немцев. Ага, понятно, на кого она ему хотела указать. В дальнем конце платформы, ближе к концу поезда, он увидел человека в военной форме. Высокий, впрочем, не очень. Он стоял слишком далеко от них, и разглядеть его лицо было едва ли возможно, однако Маус сумел рассмотреть небольшое черное пятно на сером сукне рукава. Офицер СД всматривался в каждое лицо в череде выстроенных вдоль поезда людей.

Впрочем, самое страшное для них сейчас — толстый сыщик. Черт, подумал Маус, только его здесь не хватало. Кстати, было видно, что толстяк что-то держит в руке — по всей видимости, фотокарточку. Он то и дело сверялся с ней, когда подходил к каждому новому человеку.

Маус сунул правую руку за борт плаща и нащупал «вельрод». В патроннике был всего один патрон, и прежде чем жандармы и немцы сообразят, что значило это едва слышное «паф!» или заметят, как кто-то из них повалился на землю, он успеет сделать от силы лишь еще пару выстрелов. После чего их с Рекой изрешетят немецкие пули.

Пузатый детектив посмотрел на фото, затем на шеренгу людей на платформе, и Маус понял, что взгляд его устремлен мимо старика на Реку. Выражение его лица не изменилось, но Маус тотчас догадался, что он ее узнал. Впрочем, Река тоже. Ее пальцы еще сильнее впились ему в руку.

Сжимая рукой «вельрод», он ждал, когда толстяк подойдет ближе и ткнет в нее пальцем. Но он этого не сделал, лишь посмотрел правее, вдоль шеренги.

— Nee, jij bent het niet, he meisje,[18] — произнес он, снова глядя на Реку. После чего двинулся дальше, к другому вагону. А еще через пять минут вновь раздались крики, поезд дал гудок, и их всех вновь запихали внутрь состава.

— Ее здесь нет, — сказал де Гроот, возвращая Пройссу фотографию.

Боль в висках и во лбу была подобна прикосновению раскаленного до красна железу. Кейпер негромко кашлянул.

— Пятнадцать минут давно прошли, гауптштурмфюрер. Либо поезд трогается сейчас, либо я буду вынужден позвонить в Гаагу и просить дальнейших инструкций, — произнес начальник вокзала. Пройсс отметил про себя, что кадык его наконец успокоился. Кейпер все-таки нашел в себе мужество и взял себя в руки.

Пройсс обернулся к де Грооту.

— Я намерен сопровождать состав до Вестерборка.

Кто знает, вдруг эти евреи планируют пробраться на поезд где-нибудь по пути следования, на каком-нибудь перегоне, где поезд замедляет ход? Нельзя исключать вероятности того, что после поимки коротышки Йоопа их планы изменились.

— Пусть ваши люди сядут в последний вагон, а потом найдите командира бригады охранников. Мне нужно, чтобы на подножке каждого вагона стояло по часовому. Так ему и передайте.

Затем настала очередь Кремпеля.

— Идите, приведите подполковника. Передайте ему, что мы отправляемся. Пусть он садится вместе со мной в локомотив. После чего садитесь в вагон с охраной. Вы лично и ваши люди.

Шарфюрер отсалютовал и поспешил по опустевшему перрону к зданию вокзала, у дверей которого одиноко стоял Гискес.

— Поезжайте на моей машине в Вестерборк! — рявкнул Пройсс де Грооту. — Надеюсь, вы знаете дорогу?

Лицо голландца осталось невозмутимым. Он утвердительно кивнул. Пройсс прошел по платформе, мимо груд брошенного евреями багажа. Дойдя до тяжело дышащего паром локомотива, он ухватился за перекладину короткой лестницы и поднялся в кабину, чем привел в замешательство машиниста в засаленном комбинезоне, покрытого слоем сажи кочегара, а также грязного парня, по всей видимости, тормозного механика.

— Еду с вами до Вестерборка, — сообщил он растерянному машинисту. — Ни в коем случае не замедляйте хода. Весь путь до Вестерборка идите на максимальной скорости, какая только возможна. Если только сбросите скорость, — будь то из-за телеги, состояния рельсов, полустанка, или даже если у какой-нибудь бабенки нога застрянет стрелке, — обещаю вам, что и вы сами, и ваши дети растворятся в утреннем тумане без следа.