С о с е д к а. Странно… Вы знаете, я решила, что надо их запустить в кипяток, иначе они все слипнутся, и тогда это будут не сибирские пельмени, а какое-то иное блюдо. Я их высыпала в кастрюлю и прибавила газ.
А л е к с е й. Благодарю.
С о с е д к а. А в Майори, что на Рижском взморье?
А л е к с е й. Был.
С о с е д к а. Вот видите!
А л е к с е й. Во время войны, на Прибалтийском фронте…
С о с е д к а. Что вы!
Константин Николаевич, вы очень кстати. Я побуду на кухне и послежу за вашими пельменями. Разваривать их тоже не следует. Я возьму свой дуршлаг и своевременно выну их, когда они всплывут. Вы не будете возражать?
К о с т я. Нисколько. Даже наоборот.
С о с е д к а
К о с т я. Ты так ничего и не хочешь сказать мне?
А л е к с е й. А что тебе говорить?
К о с т я. Тогда можешь не маячить но жилплощади? В глазах рябит.
А л е к с е й
К о с т я. Знаю. Про твоего сына Алешку, которого я видел третьего дня.
А л е к с е й. Где?
К о с т я. Встретил случайно. На улице. Около скупочного магазина. Мне показалось, что он хотел загнать свои часы.
А л е к с е й. Не свои! Это мы с Наташкой подарили ему в день окончания школы… Продал?
К о с т я. Я дал ему пятерку взаймы.
А л е к с е й. Ну и дурак.
К о с т я. Потом мы зашли в кафе-автомат. Я взял ему солянку и сардельки. На третье мы ахнули по кружке жигулей. У твоего парня был отличный аппетит. Я не мог не дать ему пятерку взаймы.
А л е к с е й. Пожалел? Мне надо было, чтобы он понял…
К о с т я. А мне было надо, чтобы он просто пожрал.
А л е к с е й. Их послали в совхоз, а он сбежал оттуда! Это же подлость!
К о с т я. Да, это не по-нашему — бросать своих ребят в беде. То есть на картошке.
А л е к с е й. Он хоть понял, что совершил подлость?
К о с т я. А вот такого вопроса я ему не задал. Я вообще не люблю прямых вопросов на эту тему. На них почему-то не всегда получаешь искренние ответы.
А л е к с е й
К о с т я. Хорошо. Можешь не открывать рта. Можешь только покачать головой, чтобы я понял — да или нет. Ты не выдашь никакой государственной тайны, не бойся. Я умею держать язык за зубами. Буду называть это твоей командировкой. Надолго?
Наташка ничего не знает?
Тебе уходить утром? Через двенадцать часов?
А л е к с е й
К о с т я. Но это — опасно?
А л е к с е й. Сказал, не приставай больше. Все.
К о с т я. Давай пиши письмо матери. Мешать не буду.
А л е к с е й. Знаешь, Костя, надо, пожалуй, звонить. Не письмо, а звонить. Я прикинул — у них там сейчас утро. Мать разыщут и позовут к телефону.
К о с т я. Какой номер заказывать?
А л е к с е й. А черт его знает! Скажи — сельсовет. Он там один.
К о с т я. Добро.
А л е к с е й. Скажи, пусть найдут мать, мы подождем. Мы сможем подождать сколько надо.
К о с т я. Добро.
А л е к с е й. Скажи, что это надо обязательно. Что это не деловой разговор…
К о с т я. Добро, Алешка.
А л е к с е й
Ж е н щ и н а. Нет, не надо… Так даже лучше… Ведь вы его друг? А я даже не всегда разбираю, когда он шутит, а когда говорит всерьез…
А л е к с е й. Вы присядьте…
Ж е н щ и н а. Нет-нет… Я сказала, что позвоню завтра, но никуда не ушла. Ходила внизу, около дома, и ждала… Была уверена, что вы тут говорите обо мне. Разве не так?.. И не выдержала, позвонила Косте из автомата. Я бы по одному его голосу поняла, если бы вы говорили обо мне плохо…
А л е к с е й. Значит, это звонили вы?
Ж е н щ и н а. Считаете — глупо? Наверно. Не знаю… Но мне показалось, что Костя сказал по телефону одну фразу… хотя он, конечно, шутил, как всегда… Он сказал, что я ему нужна… то есть не совсем так сказал, но смысл, по-моему, был такой… Это правда или нет?
А л е к с е й. Если Костя так сказал…
Ж е н щ и н а. Нет, вы должны знать это точно! Вы же с ним друзья. Вы же тут говорили обо мне!
А л е к с е й. Он сам должен сказать вам…
Ж е н щ и н а
А л е к с е й. Вы ставите меня в затруднительное положение.