Самая красивая женщина в городе и другие рассказы

Он схватил ее за ноги и помедлил. Билл схватил за голову. Когда они выбежали из комнаты, дверь осталась открытой. Тони пинком захлопнул ее, как только они оказались на площадке; простыня больше не обматывала тело, а, скорее, просто телепалась на нем. Как мокрая вихотка на кухонном кране. И снова много билась она головой, бедрами и обширной задницей о стены и лестничные перила.

Они зашвырнули ее на заднее сиденье к Биллу.

- Постой, постой, малыш! - завопил Тони.

- Чего еще?

- Пузырь забыли, ишак!

- О, ну еще бы.

Билл остался сидеть и ждать с мертвой пиздой на заднем сиденье.

Тони был человеком слова. Вскоре он выбежал с банкой муски.

Они выехали на шоссе, передавая банку друг другу и отпивая из нее хорошими глотками. Стояла теплая и красивая ночь, луна, разумеется, была полной. Только не совсем ночь. Часы уже показывали 4:15 утра. Все равно хорошее время.

Они остановили машину. Еще глотнули доброго мускателя, вытянули тело и поволокли его долгим-долгим, песчаным-песчаным пляжем к морю. Потом добрались, наконец, до той его части, где песок то и дело заливало прибоем, где в песке, мокром, пористом, было полно песчаных крабиков и их норок. Там они опустили труп и приложились к банке. Время от времени избыточная волна обдавала всех троих:

Билли, Тони и мертвую Пизду.

Биллу пришлось подняться с песка, чтобы отлить, а поскольку его учили манерам девятнадцатого века, отлить он отошел на несколько шагов по пляжу. Когда друг удалился, Тони стянул простыню и посмотрел на мертвое лицо сплетении и колыхании водорослей, в соленом утреннем воздухе. Тони смотрел на это лицо, а Билл ссал у берега. Милое доброе лицо, носик чуть остренький, но очень хороший рот, и тут, когда тело ее уже начало застывать, он склонился к ней, очень нежно поцеловал ее в губы и сказал:

- Я люблю тебя, сука мертвая.

И накрыл тело простыней.

Билл стряхнул последние капли, вернулся.

- Мне еще выпить нужно.

- Давай. Я тоже глотну.

Тони сказал:

- Я ее от берега отбуксирую.

- А ты хорошо плаваешь?

- Не очень.

- А я хорошо. Я и отбуксирую.

- НЕТ! НЕТ! - заорал Тони.

- Черт побери, хватит орать!

- Я сам ее отбуксирую!

- Ладно! Ладно!

Тони еще раз хлебнул, стянул простыню вбок, поднял тело и медленно зашагал к волнолому. Мускатель ударил в голову сильнее, чем он предполагал. Несколько раз большие волны сбивали их с ног, вышибали ее у него из рук, и он отчаянно барахтался, бежал, плыл, стараясь отыскать в волнах тело. Потом замечал ее - эти длинные, длинные волосы. Совсем как у русалки. А может, она и была русалкой.

Наконец, Тони вывел ее за волноломы. Стояла тишина. На полпути между луной и рассветом. Он проплыл немного с нею рядом. Очень тихо. Время внутри времени и за пределами времени.

Наконец, он слегка подтолкнул тело. Она отчалила, наполовину погрузившись, и длинные пряди ее клубились вокруг тела. Все равно она оставалась прекрасна, хоть мертвая, хоть какая.

Она отплывала от него, попав в какое-то течение прилива. Море взяло ее.

Тут он неожиданно отвернулся, заспешил, загрёб к берегу. Казалось, он очень далеко. Последним взмахом оставшихся сил он выкатился на песок, словно волна, перебитая последним волноломом. Приподнялся, упал, встал, пошел, сел рядом с Биллом.

- Значит, ее больше нет, - произнес Билл.

- Ну. Корм акулий.

- А как ты думаешь, нас поймают?

- Нет. Дай хлебнуть.

- Полегче давай. Там уже на донышке.

- Ага.

Они вернулись к машине. Билл сел за руль. По пути домой они спорили, кому достанется последний глоток, потом Тони вспомнил о русалке. Он опустил голову и заплакал.

- Ты всегда ссыклом был, - сказал Билл, - всегда ссыклом был.

Они вернулись в меблирашки.

Билл ушел к себе в комнату, Тони - к себе. Вставало солнце. Мир просыпался.

Некоторые просыпались с бодунами. Некоторые - с мыслями о церкви. Большинство же еще спало. Воскресное утро. А русалка, русалка со своим славным мертвым хвостом - она уже в открытом море. А где-то пеликан нырнул и взмыл с серебристой рыбкой, похожей на гитару.

АККУМУЛЯТОР ПОДСЕЛ

я купил ей выпить, а потом еще выпить, и уж потом мы поднялись по лестнице за баром. там располагалось несколько больших комнат. она меня завела. язычком мне крутила. и мы лапали друг друга всю дорогу, пока поднимались. в первый раз я всунул стоймя, прямо в дверях. она лишь трусики оттянула, и тут я вставил.

потом мы зашли в спальню, а на другой постели пацан какой-то лежит, там две постели было, и пацан этот говорит:

- здорово.

- это мой брат, - говорит она.

парнишка - прямо доходяга, а по виду - отпетый бандит, но если вдуматься, все люди на свете по виду отпетые бандиты.

в изголовье стояло несколько бутылок вина. они открыли одну, я подождал, пока оба отопьют, потом сам хлебнул.

кинул десятку на комод.

пацан от бутылки не отрывался.

- у него старший брат - великий тореадор, Хайме Браво.

- я слыхал о Хайме Браво, он, в основном, в Т. на арену выходит, сказал я.

- но тюльку на уши мне вешать не надо.

- ладно, - ответила она. - тюльки не будет.