Самая плохая адептка (СИ)

— На всякий случай положила тебе в карман мармеладных паучков с червячками, — сообщила Вилка. — Если что, угостишь ректора. Может, подобреет?

Я в этом сильно сомневалась, но отказываться не стала.

Подруга зачем-то пробормотала мне вслед заклинание защиты от потусторонних сил, хотя ректор все еще был с нами, и я обреченно поплелась к преподавательскому

коттеджу.

Мне не повезло. У входа в ректорский коттедж столпились первокурсницы во главе с Ханкой Беде. Я спряталась за кустами и прислушалась к разговору.

Заметила, что Ханка держит в руках поднос, заставленный блюдами, а ее подружки перебивают друг друга, указывая на сладости:

— Скажи ему, что те ватрушки испекла я. По бабушкину рецепту!

— А пирожные-корзиночки делала я! Правда, форма не слишком удачная вышла.

— Если форма неудачная, забери! — приказала Ханка. — Я не понесу леру Тори испорченные продукты!

Наконец студентки прекратили верещать, адептка Беде облизала ярко-накрашенные губы, не иначе как расстаралась ради ректорского здоровья. Девушки спрятались за деревьями, а Ханка, пнув ногой дверь, пропела нежным голоском:

— Ректор Тори, откройте, пожалуйста, я вам гостинчик принесла.

— Кто? — рыкнул из-за двери ректор, да так громко, словно стоял и ждал, когда кто-нибудь постучит.

Мне даже его стало жалко — тяжело, бедненькому! Томится весь день взаперти с фиолетовыми волосами, ждет настойку, а тут тебе пирожные… подносами носят.

— Это адептка Беде, — пояснила Ханка.

— Идите в… в свой корпус, адептка Беде, — грозным голосом произнес Амадор Тори. — Я же просил меня не беспокоить, а вы в пятый раз приходите!

— Но я полагала… я думала… — попыталась возразить расстроенная Ханка.

— Видимо, для вас это вредно, — глухо пробурчал ректор и рявкнул: — Больше не приходите или влеплю строгий выговор!

— Ой! — Ханка поджала губы, оставила поднос на крыльце и уныло поплелась по тропинке подальше от ректорского коттеджа.

Девицы, выбежали из укрытия и окружили ее.

— Ну что там? Взял? Дверь открыл?

— Открыл, — беззастенчиво соврала нахалка. — Такой бледный, еле держится на ногах.

— Это проклятие! — со знанием дела произнесла рыженькая студентка.

— Или кто-то сделал отворот, чтобы ректор никому не достался! — трагическим голосом проговорила темненькая девица.

— А может… может он сохнет от неразделенной любви? — охнула еще одна дуреха. — У него вроде невеста есть? Наверное, страдает в разлуке, вот и заболел! Оба страдают!

Девица прижала руки к груди, а я не удержалась от смешка. Пока невеста лера Тори, то есть я, страдала, сидя среди колючих веток кустов и ждала, когда разойдутся поклонницы. А уж чтобы Амадор Тори по кому-то страдал, и вовсе трудно представить.

Наконец девушки наохались и пошли к своему корпусу, только Ханка все оборачивалась. Видимо, надеялась, что ректор заберет поднос. А я бы тоже не взяла, еще неизвестно, чего они ему в эти пирожные подмешали.

Выбралась из укрытия и постучала в дверь.

— Что? Опять?! — рявнул ректор.

— Не опять, а снова, — огрызнулась в ответ. — Это я, адептка Комарек! Откройте!

Как ни странно, дверь тут же приоткрылась, а я юркнула внутрь. Ректора в коридоре не заметила. Интересно, кто тогда говорил и открывал дверь, которая, к слову, тут же захлопнулась. Вспомнив, что глава академии силен в бытовой магии, все встало на свои места. Видимо, дом напичкан всякими охранками, шумелками и пугалками.

— Да не стойте вы столбом, проходите уже в гостиную! — приказал ректорский голос.

Я пошла на свет, и вскоре оказалась в уютной просторной комнате. Ректор, как ни странно, не страдал, а удобно устроился в кресле, попивал чай и читал газету. Жаль, за ней не видно, какого цвета у него стала шевелюра.

Я подошла ближе, а лер Тори властно приказал:

— Показывайте, Комарек, что вы там принесли!

Амадор Тори опустил газету, а я… обомлела.

Волосы были белоснежными, как и прежде. И даже брови с ресницами без фиолетового налета. Немного потемнели, конечно, но так даже лучше — оттеняют фиалковый цвет глаз. А с этими фиалковыми глазами очень красиво гармонирует нежно-лиловая прядь, которая упала ректору на лицо.

— Это что такое?! — не смогла сдержать возмущения.

— Да, вы правы, эта прядь ужасна, но я надеюсь, к утру исчезнет…

— Я не об этом! — подлетев к ректору, с ужасом спросила: — Где ваши серебристо-фиолетовые волосы? А где лиловые брови? Где сиреневые ресницы, а?!

— Антидот сработал, — довольно улыбнулся ректор. Правда, затем указал на одинокую лиловую прядку и поморщился: — Только эту не берет. Даже после второй пилюли.

— Втр… второй? — поперхнулась я собственным негодованием. — Антидот сработал?! Я целый день места себе не находила, переживала, как вы тут: не потемнели ли, не стали ли полностью фиолетовым! Исписала все тетради с формулами, достала из личных запасов лапку тысячелистниковой козявки, можно сказать от сердца оторвала! Варила вам настойки — столько полезных образцов израсходовала! А вы… Вы! Вы могли бы предупредить, что уже не надо!

Ректор поднялся с кресла, нагло ухмыляясь: