Самая плохая адептка (СИ)

Мы с сокурсниками отошли подальше, чтобы не мешать врачевателям. Всем руководил декан Матеуш, магистр Болек следил за состоянием Г рифа, проводил манипуляции с крылом магистр по хирургическому врачеванию, а адепт Змиевский и еще одни старшекурсник ему ассистировали. Я вздрогнула, когда надрезали тонкую кожицу крыла и извлекли раздробленные тоненькие косточки и мелкие хрящи. А позже с интересом следила, как на их место принялись вживлять искусственные, формируя каркас. Команда врачевателей работала ловко, действия были слаженными. Змиевскому позволили зашить тонкое кожистое крыло в месте вживления, а затем старшекурсник принялся латать прорехи Вилкиным заплаточным раствором, который декан Матеуш и магистр Болек довели до ума. Я с замиранием наблюдала за тем, как прозрачная жидкость с шипением касалась прорех на коже, стягивая ее и выравнивая. До боли прикусила нижнюю губу и сжала кулаки, словно это мне причиняли боль.

Кто-то легонько сжал мое плечо, позади послышался тихий голос ректора Тори:

— Не стоит так переживать. Лер Матеуш все проверил, и ваше обезболивающее, и алхимикат.

Я повернула голову. Ректор стоял рядом с непроницаем лицом, но вот его голос… в нем появились теплые нотки без привычного высокомерия и насмешки. Я кивнула, испытывая благодарность, и вновь посмотрела на Г рифа. С ним уже работали целители, сращивая хрящи и заживляя ранки.

Как только они закончили и переглянулись, нас подозвал магистр Болек. Действие настойки вот-вот должно было прекратиться, и мы замерли в ожидании. Наконец Г риф пошевелился, дернулся, подогнул копыта и попытался встать, но вновь завалился от слабости. Пульс и сердцебиение были в норме для гиппогрифа в его обычном состоянии. Все замеры мы сделали заранее и записали, а теперь сравнивали и следили за дыханием. Змиевский склонился к птичьеподобной морде магического зверя и что-то зашептал, поглаживая клюв. Г риф моргнул и покорно лег. А над зверем склонился ректор Тори. Он словно гладил гиппогрифа, не касаясь, а из ладоней мужчины струилось мягкое свечение. И без пояснений стало очевидно, что светлый маг высшей категории передает зверю часть своей магии для восстановления сил. Г риф догадался, а может, и почувствовал, он издал гортанный звук, который был похож на слова благодарности. А затем устроился поудобнее, погружаясь в целебный сон.

Змиевский попросил разрешения остаться с другом, а еще настаивал, чтобы зверя больше не связывали. Переглянувшись, ректор с деканом одновременно кивнули, правда, Амадор Тори не преминул заметить:

— Под вашу личную ответственность.

Адепт серьезно кивнул, а мы принялись собирать инструменты, аппараты и склянки, чтобы покинуть загон и дать гиппогрифу отдохнуть.

Уже у входа в зверинец, мы с сокурсниками счастливо смеялись и обменивались впечатлениями на зависть другим студентами. Наши подопечные звери сгрудились в коридоре, с волнением разглядывая собрата, а смотритель их успокаивал, словно они понимали речь. Хотя… они и понимали. Наши звери все чувствовали и сопереживали.

— Составьте график дежурств, — обратился к адептам нашего курса декан, — проверяйте пульс, температуру, давайте пить…

Мы тут же распределили время ухода за гиппогрифом, и мне достались вечерние часы, чему я была очень рада. Как раз почитаю подопечным сказки на ночь.

Вилка с Яцеком отправились в библиотеку — «изучать противника». В ближайшие дни мы готовились ко взятию хранилища, и нужно было хорошенько продумать и пути проникновения, и пути отхода, а еще наладить обмен сигналами, чтобы не получилось, как в прошлый раз.

Я же решила сбегать в город к лире Эндрю, пока оставалось несколько часов до начала занятий с Райтом.

За чашкой чая рассказала директрисе об успехах, о том, как прошла операция, и что мне удалось привлечь внимание Матюши. А лира Эндрю похвалилась, что в ее школу пришли учиться две студентки из Академии, горячо поблагодарив меня. Не зря я разложила брошюры в женском общежитии.

— Заниматься с девочками я буду в выходные, — рассказала директриса. — Их, конечно же, интересуют секреты красоты и зелье для похудения.

— Мне вы тоже обещали такое зелье, — вспомнила я.

— Тебе оно уже не понадобится, — улыбнулась в ответ женщина.

— Полагаете, уже поздно? Мою широкую кость ничем не исправить?! — расстроилась я.

— Полагаю, что ты давно не смотрелась в зеркало, Элиска. Ты уже похудела! Посмотри: одежда болтается, лицо осунулось, щеки пропали.

— Как пропали? — Дотронулась до щек и с облегчением выдохнула: на месте.

Но конечно не такие как раньше, будто наливные яблоки.

Лира Эндрю поднесла к моему лицу зеркало:

— Посмотри, какая красавица! И светлые волосы тебе очень идут.

Я нахмурилась, рассматривая свое отражение. Красавицей я бы себя не назвала: кожа бледная, под глазами темные круги. Но я действительно стала тоньше, а с этими светлыми локонами напоминала Валежку.

— Какая-то магия, — прошептала я.

— Никакой магии, — покачала головой директриса. — Просто ты стала больше двигаться и меньше уделять время булочкам.