Самая Правдивая Попаданская История (СИ)

- Мне бы еще свою одежку увидеть, - просительно произнесла я. В рюкзаке я, как чистой воды параноик, всегда носила какую-нибудь дополнительную одежду на случай внезапного демарша со стороны госпожи фортуны. Не раз паранойя оказывалась спасительной - в случае внезапной ночевки у подруги и кетчупа, попавшего на одежду. Спортивные брюки и одна из цветных маек, а так же чистая смена белья, всегда компактно лежали на самом дне старого рюкзака. Неожиданно я вспомнила, что куртку свою ненаглядную, вытертую добела, а кое-где и до дыр, я сунула во все тот рюкзак, и вздохнула с облегчением. Деньги были в относительной безопасности.

Пышка показала, что положила рюкзак в тумбочку рядом с кроватью.

Я вытряхнула рюкзак, достала свою одежку и с удовольствием переоделась.

- Как приятно почувствовать себя одетым человеком. - оптимистично заявила я и сама себе удивилась. Пышка только хмыкнула. - К доктору идем?

- А чего нам идти, сам придет, - округлила глаза пышка и внезапно заорала:

- Петр Степааааныыыыч!!!! - заставив меня подпрыгнуть от неожиданности.

Петр Степаныч явился почти незамедлительно: мужчина средних лет и среднего роста, с аккуратной голливудской бородкой и поблескивающими линзами очков. Из под сияющего чистотой, отглаженного с великой тщательностью белого халата выглядывали серые брюки и в меру элегантные черные туфли. Едва начавшие намечаться залысины на лбу грозили в будущем превратиться в полноценную круглую плешь.

- Приветствую, барышни, - сказал любезный доктор и я с трудом подавила шутовское желание сделать книксен. Да что это со мной вообще сегодня? - Как мы себя сегодня чувствуем?

- Чудесно, Петр Степа-аныч, чудесно, - заверила его пышка кокетливо.

- Вы как всегда очаровательны, Лидочка, - ухмыльнулся доктор. - Как наша мадемуазель?

Он произнес это так жеманно, что я начала чувствовать себя несколько неуютно.

- Мадемуазель более или менее в порядке, спасибо, - сказала я как можно более нейтральным, но все же дерзким голосом.

- Чудно, чудно, - проговорил Петр Степаныч ласково, просматривая некую тощенькую папочку, видимо, мою историю болезни. - К выписке готовы, хмм, Мария?

Я несколько замешкалась, но все же кивнула и сказала "ага".

- О чем задумались? - немедленно осведомился Петр Степаныч.

- Это глупо, - я смущенно улыбнулась, - но мне вдруг вспомнилось место из "Мастера и Маргариты", в котором слегка ополоумевший Иван Бездомный имел счастье беседовать с психиатром как раз на предмет его немедленной выписки.

- Почему вы решили, что я психиатр? - полюбопытствовал Петр Степаныч.

Я передернула плечами.

- Предположила. Я ошиблась?

- Нет, вы правы, - произнес Петр Степаныч. - Я действительно психиатр. В карете скорой помощи, которая приехала на ваш вызов, медики не обнаружили признаков алкогольного или наркотического опьянения, но обнаружили состояние, близкое к кататонии, и направили вас к нам. Ранее вам приходилось обращаться за психиатрической помощью, ммм, Мария? - спросил меня настойчивый Петр Степаныч.

- Насколько мне известно, нет, - сказала осторожно я.

- Какое в высшей степени любопытное заявление, - заметил доктор.

- Видите ли, - решила пояснить я. - Сейчас я весьма смутно помню события, которые привели к тому, что я оказалась здесь. Возможно, если такое со мной раньше случалось, я об этом и знать не знаю.

- Интересно, интересно, - хмыкнул доктор. - Ммм, Мария.

- Меня не так зовут, - не выдержала я.

- Любопытно, весьма любопытно, - в своей раздражающей манере повторять все два раза произнес Петр Степаныч.

- Что конкретно любопытного вы находите в моих словах? - довольно желчно произнесла я.

- В карте вашей написано, что зовут вас Марией Ивановой, а вы, выходит, не согласны? - чуть улыбнулся доктор, начавший меня порядком раздражать.

- Ну что же вы такой недогадливый, Петр Степаааныч? - закатила глазки Лидочка. - Без документов ее привезли утром, Машкой Ивановой записали, не безымянной же ей лежать?

- Забавно, гм, забавно, - хмыкнул доктор.

- Иваном, говорит, называйте, - хохотнула Лидочка. Я закатила глаза.

- Это была шутка, - проворчала я недовольно.

- В каждой шутке есть доля, хе-хе, нешуточная, - сострил Петр Степаныч. Неожиданно мой взгляд упал на папку. Лежащие в ней страницы были девственно чисты. Странно, однако. Лидочка тем временем подобострастно хихикала над шуточкой остроумного доктора. Я, в свою очередь, все меньше верила, что эти двое в своем уме.

Петр Степаныч тем временем усадил меня на кровать, посветил в зрачки, послушал сердце и начал измерять давление. Пока он затягивал манжету на моей руке, я скосила глаза на Лидочку и обмерла. Хихикающая Лидочка исчезла, а на ее месте оказалась довольно высокая девица с платиново-белой кожей и пыльно-серой гривой волос. Глаза ее - белки без зрачков, пухлые искусанные алые губы, и - чтоб меня! - маленькие, симпатичные такие, рожки на лбу. Раздвоенный язычок скользнул по пухлым губам, когда она ненадолго перестала нести какую-то безобидную чушь.