Самая прекрасная земля на свете

— А как же дети, а как же люди, которые никогда про Тебя не слышали, люди, которые не открывали, когда мы стучали к ним в двери, — потому что говорили по телефону, или у них ребенок болел, или им сказали про нас что-то плохое, или просто шел дождь?

«Мне очень жаль, — сказал Бог, — но тут уж ничем не поможешь. Не могу же Я ждать целую вечность. Всегда найдутся люди, которые не знают, или не слушают, или заняты другим. Я-то в чем виноват?»

— Но они тоже не виноваты! — сказала я. Мне теперь не только хотелось в туалет, меня еще и тошнило. — Разве Ты не можешь их взять и простить? — сказала я.

Бог засмеялся.

«Да уж, только тебе и говорить о прощении! Знаешь что, я со времен Райского Сада ждал, когда наконец можно будет это сделать. Мне теперь что, опять откладывать на пару недель?»

— Так выходит, это все-таки папа устроил конец света? — спросила я.

«Ну, и да, и нет. Да и не имеет это никакого значения. Это случилось; и случилось бы в любом случае, уж я бы об этом позаботился».

— Все разрушено, — сказала я и снова огляделась. — Если бы только я могла построить все заново! Но не могу. Слишком много на это уйдет времени.

Хотя на самом деле я больше не думала про Красу Земель. Я думала про миссис Пью и Оскара, про Сью Леденец и ее поездку на Багамы, про миссис Пирс и Майка. А еще я думала про кучу разных других вещей, они все разом столпились у меня в голове, потому что, возможно, вспомнила я про них в последний раз — про то, как выглядит мир под снегом и каким он будет весной, как снова оживет наша вишня и мамины зимние розы, как летом наша гора зазеленеет, а мы с папой полетим на воздушном шаре и увидим всю долину. Я представила, что ничего этого больше нет; представить оказалось трудно.

— Так Ты не можешь их спасти?

«Нет».

Я хлопнулась на пол и сжала ладони — чтобы они не так тряслись. И сказала:

— И как оно все будет?

«Это будет величайшее событие с Сотворения мира».

— А потом, — сказала я, — будет новый мир.

Бог сказал:

«Ты ведь этого хочешь, да?»

А я ничего не сказала, потому что именно этого я и хотела, всегда, сколько себя помнила.

Я закрыла глаза.

— Не будет ни болезней, ни смерти? — сказала я.

«Конечно».

— И ты утрешь каждую слезу?

«Да».

— И мы с папой будем жить там, и мы увидим маму, и все будет так, как было в начале?

Бог сказал:

«Как-как?»

— И мы увидим маму.

«Да нет, не это, — сказал Бог. — Я про другое».

— И все будет так, как было в начале.

«Да нет, то, что ты сказала раньше».

— И мы с папой будем жить там… — сказала я.

«Да, это, — сказал Бог. — Видишь ли, вот в этом Я как раз не уверен».

— Что? — сказала я.

«Да уж такое дело, — сказал Бог. — Твой папа. Ты как, уверена, что его можно назвать верующим? Он в последнее время не очень-то правильно себя ведет».

Я моргнула.

— Но папа верит в Тебя! — сказала я. И засмеялась. — Ты прекрасно знаешь, что верит! Просто он в последнее время устал, на него столько всего свалилось…

А Бог сказал:

«А вот Я совсем не уверен, что он в Меня верит».

— Ты вообще меня слушаешь? — сказала я. И вскочила. — Ты должен спасти папу!

«Это не меняет того факта, что он больше в Меня не верит».

— Нет! — закричала я. — Верит! И вообще, сделай же что-нибудь!

И тут Бог посмотрел на меня. Я почувствовала, как Он на меня смотрит, и все вокруг застыло, и по коже побежали мурашки. Он сказал:

«На твоем месте Я бы сказал то же самое самой себе».

— Себе? — сказала я. — А я-то что могу сделать?

Бог засмеялся.

«Джудит, да ты посмотри, сколько ты уже всего наделала!»

Я моргнула. Потом опустила голову на руки. Потом снова подняла и сказала:

— Да, я много всякого наделала, верно. — А потом очень тихим голосом, таким тихим, что никто, кроме Бога, точно его не услышал, сказала: — Если кому и положено умереть, так мне.

«Ты умница», — сказал Бог тихо.

— Что? — сказала я.

«А то, — сказал Бог. — Ты, понятное дело, права. Не будь тебя, ничего этого не случилось бы. Только ты и можешь спасти своего папу. Он совершил грех, Джудит. Он утратил веру — это величайший грех. Он заслужил смерть. И он умрет — если кто-нибудь не спасет его…»

— А кто? — сказала я. — И как?

Бог вздохнул.

«Ты что, не помнишь? Око за око, зуб за зуб…»

— Жизнь за жизнь, — сказала я.

«Если кто-нибудь отдаст Мне взамен свою жизнь…»

— А-а, — сказала я, и голос мой был тихим, как ветерок, летящий куда-то в другое место.

«Другого пути нет, — сказал Бог. — Это Основной Закон. Помнишь?»

Я почувствовала, как ветер ударил в лицо, будто бы я стояла на краю утеса, и я почувствовала, как земля колышется под ногами.

«Ты ведь любишь его, да?» — сказал Бог.

— Да.

Но я больше не думала про папу. Я тогда вообще ни о чем не думала.

Бог сказал:

«Ну так как, ты готова его спасти? Давай живее, решайся, а то будет поздно».

— Да, — сказала я, потому что решаться, собственно, было незачем. Был миг, когда я подумала, увижу ли я все-таки Красу Земель, а потом и это стало неважно.

Но мне нужно было знать наверняка одну вещь.

— Ты должен будешь пообещать мне, — сказала я вдруг, — Ты должен будешь мне пообещать, что, если я это сделаю, папа не умрет.

«И где же твоя вера?» — сказал Бог.