Самая прекрасная земля на свете

Я знала: брат Майклс сказал, мол, нужно верить в то, что Бог мне поможет, что с Божьей помощью можно совершать то, что нам кажется невозможным. Только я не понимала, что тут можно совершить, разве что наколдовать, чтобы школа или Нил Льюис исчезли с лица земли. Будь я Богом, я наслала бы ураган, или чуму, или цунами, которое разрушит наш городок вместе со школой. Я устроила бы Армагеддон, или послала бы астероид, чтобы он сделал дырку прямо на месте школы, или, если астероид окажется маловат, я бы просто прицелилась получше и попала прямо в Нила Льюиса. Только я знала, что ничего такого не бывает.

Меня опять, как и накануне, будто бы поглотило облако. Я подошла к окну и прижалась носом к стеклу, оно туманилось от дыхания, а я снова и снова его протирала. Снаружи рядом стояли дома. Один ряд над другим, а дальше еще один. А над домами высилась гора. Над горой — небо. Дома были бурыми. Гора — черной. Небо — белым.

Я посмотрела на небо. Оно было таким белым, будто его и вовсе не было. Будто бумага, будто перышки. Будто снег.

— А вдруг снег пойдет, — сказала я вслух.

Однажды уже выпало много снега, и школу закрыли. Я посмотрела на небо. А может, там уже скопилась куча снега, он только и ждет, чтобы полететь вниз? Вдруг пойдет снег? На улице ведь довольно холодно. Брат Майклс сказал: если есть вера — остальное приложится, причем даже больше, чем мы чаяли, а у меня, я уверена, есть вера, может, даже и немаленькая.

Я стала думать про снег, думать изо всех сил: о том, как он хрустит, как пахнет свежестью, как он скрывает все вокруг — мир делается как новый. Как воздух оживает, пока земля спит, как все вокруг вслушивается, затаив дыхание. Я увидела наш городок под снежным одеялом, спящие домики, занесенный завод, Дом Собраний и гору, накрытые белым — гора уходит в белое небо, а с неба так и падает белизна. И чем дольше я думала, тем ниже нависало небо, тем холоднее делалась рама под моими пальцами.

Я снова повернулась к комнате. Мне пришла в голову одна мысль, почему — я не могла объяснить. Я даже не понимала, откуда она пришла, но выглядела она так: будто бы гигантская рука написала слово «Снег» на чистом листе бумаги. Я даже видела, как она выводит букву «С», та почти замкнулась в круг и стала похожа на нолик. А потом рука стала писать всякое другое, а я помчалась все это выполнять, пока не сотрут написанное.

Я открыла сундучок, стоявший в углу комнаты, — раньше он был маминым. Там лежали ее лоскутки, бусины, нитки, а еще всякие вещи, которые я нашла. Я порылась там, достала белую хлопковую тряпочку. Разрезала ее, накрыла поля и холмы Красы Земель.

«Хорошо! — произнес голос. — Продолжай!»

Спину обдало горячим. Голову защекотало.

— Кто это? — спросила я; мне не ответили.

Руки у меня задрожали. Сердце забилось в горле. Я взяла сахара и муки, обсыпала кроны деревьев, сделанные из губки, бумажную траву и изгороди из вереска.

«Быстрее!» — проговорил голос.

И хотя я так и не поняла, откуда он доносится, мне стало ясно, что он — настоящий и говорит со мной, а кто это или что, мне было все равно.

Я побежала в ванную. Примчалась обратно. Выдавила на подоконник и на карниз пену для бритья. Накапала клея на карниз, на ветки, на эстраду, на фонарные столбы и дала застыть капельками.

«Продолжай!» — приказал голос.

В мозгу будто забил барабан. Комната пульсировала. В тюбике от леденцов я развела огонь с помощью золотой фольги и положила его на берегу озера, где росли высокие ели. Из кусочков пластилина сделала шашлыки и сахарную вату, нанизала их на шампуры, сделала из полистирола снеговика, из белой бумаги — гусиную стаю. Повесила ее на ниточке под луной. Вытащила из дырявого одеяла немного ваты, растрясла, и она стала падать на города, моря, холмы и озера.

Я сыпала снег на дома, магазины, почтовые отделения, школы. Я заковывала в лед дороги, перекрывала мосты, вешала белые чистилки для трубки рядом с телеграфными проводами. Поставила картонных конькобежцев на фольгу озера и шерстяных детишек с санками на склон холма.

Оцарапала руку, но даже не почувствовала.

Нога затекла.

Я немного потопала и снова присела на корточки.

Когда я открыла глаза, свет померк и Краса Земель мерцала во тьме белизной, вытянувшиеся клином гуси казались крошечными стрелами. Я лежала, свернувшись, на самом берегу моря. Щека болела, потому что я долго прижимала ее к краю зеркала. Я села. Потом услышала, что меня зовет папа. Задержала дыхание. Он подошел снизу к лестнице.

Сердце билось так сильно, что почему-то даже стало больно. Он позвал снова, я плотно закрыла глаза. Наконец папа ушел обратно на кухню и закрыл дверь. Видимо, решил, что я уже легла.

Меня трясло. Я поднялась, подошла к окну. Гору теперь было не видно, небо потемнело. В комнате за спиной стояла тишина. Я чувствовала — тишина стоит вокруг, будто вода. Я набрала побольше воздуха, обернулась к комнате и сказала:

— Снег.

Посмотрела на небо и сказала:

— Снег.