Самая простая вещь на свете

— Ну что, Усик, мир? — воскликнула она и попыталась обнять подругу, отчего Маринино платье неприятно хрустнуло.

Марина как ошпаренная рванулась из Светиных рук.

— Пошла ты к черту, сволочь! — закричала она и, с силой замахнувшись, ударила Свету по щеке.

Одноклассники ахнули. Удар получился неумелый, несильный. Марина выдыхала из себя воздух частыми, короткими порциями, как обессилевшая от жары собака.

— Ну, если ты на каждую любовную неудачу собираешься так реагировать, то тебе каждый день придется драться, — засмеялась Света, потирая слегка покрасневшую щеку, и громко добавила: — Таких, как ты, на рынке в базарный день пять копеек пучок. Понятно?!

Все засмеялись.

— Пошли! — приказала Света, и все двинулись с нею, а Марина осталась. Минут пять она стояла на лестнице, все так же надсадно дыша, потом вдруг, ощутив сильный приступ тошноты, сорвалась с места и побежала в уборную. В туалете ее несколько раз сильно вырвало.

«Где я так отравилась?» — подумала Марина, возвращаясь домой и неся на себе, как панцирь, белое выпускное платье.

Первый любовный опыт обернулся для Марины беременностью. Врачиха долго уговаривала сохранить ребенка. Говорила, как это опасно, можно остаться без детей. Когда же ей наскучило это бесполезное занятие, взяла деньги и сделала аборт.

— Я тебя предупреждала, — сказала она после операции, глядя на Марину с тоской. — Детей у тебя не будет.

Марина не расстроилась. Ей было не до детей.

С тех пор подруги не виделись. Марина только слышала от общих знакомых, что Света вышла замуж за какого-то сказочного принца и уехала с ним жить в Германию.

Марина шла по коридору к палате и напряженно думала. «Интересно, чего ей от меня надо? Выныривает через четырнадцать лет как ни в чем не бывало и начинает все с той же ноты — «Усик-пусик», как будто и ссоры не было. Как у нее это здорово получается. Никаких комплексов! И действительно, откуда комплексам взяться, когда жизнь функционирует, как слаженный оркестр, а она в этом оркестре дирижер». Марина чувствовала, что в ее душе просыпается и ворочается, как медведь в берлоге, давно забытая зависть. Марина ненавидела это мучительное чувство, но оно овладевало ею без спроса и заставляло жить по своим законам.

В палате, наскоро переодевшись, она попрощалась с больными и двинулась в обратный путь.

«Ладно, — продолжала размышлять она, — в конце концов, я в таком тупике, что появление Светки можно считать спасительным чудом. Поеду, послушаю, что она скажет. Вид у нее такой, как будто она моей судьбой уже распорядилась».

— О боже, что это на тебе надето?! — воскликнула Света, когда Марина вошла в вестибюль.

— Ты что, не знаешь, я же под машину попала. А здесь одежду стирать и ремонтировать некому, — обиделась Марина.

— Ну, ничего, — ободрила ее Света, — это дело поправимое, главное, кости целы. Пошли.

Света привезла Марину к себе в похожую на выставочный салон квартиру. Белые кожаные диваны, красные занавески, и все какой-то нечеловеческой чистоты. На кухне гремела посуда.

— У тебя кто-то есть? — спросила Марина, робея от такого блеска.

— Да, это Дуся, обед готовит, — объяснила Света совершенно будничным тоном, как будто домработница, которая готовит обед, — дело само собой разумеющееся. — Скоро есть будем! — Она достала из шкафа полотенце и халат: — Ты давай-ка в ванну ныряй, а я пока подумаю, что на тебя надеть. У тебя обувь какого размера?

— Тридцать девятого.

— Отлично! Значит, подойдет.

Марина пошла в ванную. Подивилась белизне кафеля, красоте сантехники. Вспомнила печальную участь своего унитаза и раковины и стала раздеваться. Когда она опустилась в горячую, душистую воду, ей показалось, что тело вот-вот растворится от блаженства.

«Боже мой, как хорошо», — подумала она и закрыла глаза.

Обед был накрыт в солнечной комнате с большим окном. Прислуживала домработница Дуся, домовитая толстая тетка. Марина сидела за столом, закутавшись в мягкий халат, с полотенцем на голове, завернутым тюрбаном, и пыталась осознать причину своего присутствия в этой кинематографической действительности.

Дуся поставила на стол салат.

— Давайте-ка салатика, — по-матерински сказала она, — а я пока супчик подогрею.

Света разложила на коленях белоснежную льняную салфетку.

— Ешь, Усик, не стесняйся, — сказала она, накладывая Марине полную тарелку салата, — тебе нужно сил набираться, а то вон на кого похожа стала, страшно смотреть.

— Страшно — не смотри, — огрызнулась Марина.

— Слушай, Усик, а ведь ты совершенно не изменилась. Тебе что ни скажи, сразу в бутылку лезешь.

— Да и ты все та же — совершенно не думаешь, что говоришь.

Света засмеялась. Марина тоже растянула губы в тугую улыбку.

— Что делать-то собираешься? — уже серьезно спросила Света.

— Хороший вопрос. Только ответить тебе на него я не могу.

— Почему?

— Потому что положение у меня совершенно безвыходное. Денег нет, сил, как видишь, тоже нет. Даже домой не могу вернуться — в квартире голые стены, и бабаи навестить могут, а с ними шутки плохи. Убьют.

— Кто такие бабаи?

— Да узбеки, у которых я работала.

— Неужели так серьезно?

— А ты как думала? Это тебе не Германия.