— загладить свою вину за то, что ей пришлось сидеть в одиночестве на Рождество — хотя не так уж ей было и одиноко, в конце концов, им там устраивали банкет, и, кроме того, она все равно ни черта не соображает — и все же.
Мне разрешили взять шляпу Матушки Театр домой (я сказала, что мне нужно порепетировать в ней, чтобы почувствовать силу звука). Я тщательно завернула ее в фольгу, чтобы она не промокла, если по дороге от автобусной остановки до дома престарелых вдруг пойдет мокрый снег. На это у меня ушел целый рулон фольги. Еще я купила венских плюшек в ближайшем круглосуточном магазине, они вроде мягкие и хорошо жуются.
Когда я вхожу в комнату, бабушка лежит с закрытыми глазами. В комнате душновато. Вдруг она открывает глаза.
— Ой, какой большой сверток! — радостно восклицает бабушка, глядя на шляпу Матушки Театр, завернутую в фольгу. Она садится в постели. — Интересно, что это?
— Привет, бабуль, это я, Белла.
Я присаживаюсь на стул возле ее кровати, держа шляпу на коленях. Бабушкины светло-голубые старческие глаза удивленно смотрят на меня.
— Я и сама вижу, что это ты, — сердито отвечает она. — Давай сюда подарок!
Вцепившись в Матушку Театр, она дергает ее на себя, но я не уступаю.
— Отпусти! — кричит она. — Отпусти мой подарок!
Бабушка тянет шляпу к себе. Сил у нее хоть отбавляй. Мне приходится встать со стула, чтобы спасти Матушку Театр. Бабушка продолжает тянуть, фольга рвется. Ее обрывки летят во все стороны. Она успевает ухватиться за бархатный занавес.
— Ба, прекрати! — кричу я. — Ты ведь сейчас его сломаешь!
Мне же никогда в жизни не починить деревянные балкончики Матушки Театр! Я резко дергаю, надеясь застать бабушку врасплох. Бабушка хватает меня за руку и кусает. Я невольно выпускаю шляпу. Бабушка прячет ее под одеяло, демонстративно сложив поверх него руки. Матушка Театр оказывается зажатой между ее ног. Бабушка окидывает меня ликующим взглядом.
— Бабушка! — взываю я.
Она закрывает глаза. И что мне теперь делать? Как вызволить шляпу? Не могу же я спихнуть бабушку с кровати! Голова идет кругом, мне становится дурно. Тьфу, вот дурацкая затея! Хорошенькое начало нового года — что, ни до чего умнее не додумалась? Ну там, рассортировать камни со дна морского или перемыть всех лосей в лесу? Или постричь? А потом сделать им укладку и раскрасить рога в яркие цвета, разъезжая на них верхом и по ходу дела обучая эстонскому?
Я беру пакет с венскими плюшками. Достаю плюшку и протягиваю бабушке.
— Давай махнемся? Меняю вкусную булочку на то старье, которое ты прячешь под одеялом.
Бабушка открывает глаза. Вид у нее сердитый.
— Мари, что ты здесь делаешь?
— Бабуль, это не Мари, это ее дочь, Изабелла.
Бабушка протирает глаза. Лицо ее грустно.
Она вздыхает.
— Ты не помнишь, я закрыла дверь?
— Бабуль, ты в доме престарелых. В «Гулльвиване». Тебе не нужно запирать дверь, для этого здесь есть специально обученный персонал.
Взгляд ее устремлен прямо перед собой.
— Ба, хочешь булочку?
Ноль реакции. Подбирая с пола обрывки фольги, я вспоминаю передачу с Янне Шаффером. Начинаю напевать на мотив песенки «Ты скажи, барашек наш»:
Бабушкино лицо расцветает. Она выпускает шляпу из рук и хватает булку. Я продолжаю, выуживая Матушку Театр из-под одеяла:
Бабушка рассеянно откусывает кусок булки. Неужели сработало?!
— Белла, все-то ты путаешь, — говорит вдруг бабушка и садится в кровати. — Шерсть — у барашка. У барашка шерсть, у волка шкура. Какая вкусная булочка, где ты ее купила? Случайно, не в той булочной на Риддаргат, ан, там такая сдоба — пальчики оближешь! Правда, в жаркий денек я и обычную булку со сливками съесть не прочь… Надо запереть дверь, ты не помнишь, я заперла дверь?