Самая шикарная свадьба

– И охота вам на солнце париться, когда можете в деревне отдохнуть. Там чудесно летом! Грибы, ягоды, речка. Можно в лес сходить. Ты же помнишь, какая там красота! Сосенки впиваются в небо своими кронами, березки… А если встать на рассвете и отправиться на рыбалку!.. Туман еще не рассеялся над полями, лесами – он паром стоит над рекой, будто в открытом бассейне. Тишина, даже птицы еще спят, не щебечут. Вот где-то в кустах пробежал заяц, трещит ветка, дует легкий ветерок, водная гладь вздрагивает и покрывается рябью, словно кто-то пощекотал ее… А закаты! Какие там закаты! – И мамаша пустилась в описание деревенских закатов. Я уже давно поняла, что именно от нее я унаследовала писательский дар. И чего бы ей книжку не написать?! У нее, наверное, лучше, чем у Паустовского, получилось бы. – А если хлещет дождь за окном, можно закутаться в клетчатый плед, сесть у печурки с книгой в руках и читать, прислушиваясь, как капли ударяются о крышу. Сказка, а не жизнь. И отдохнете. Чего бы вам не поехать? Поехали, – мягко, нежным голосом уговаривала меня мама.

Зря она на сей раз так распиналась – не отрицаю, не будь рядом Власа, я бы снова, как этой зимой, купилась на ее лживый рассказ о прелестях деревенской жизни. Ведь я человек отходчивый и быстро обо всем забываю – я уже забыла и о бане раз в неделю, и о снующих под ногами кошках, из-за которых чуть было не переломала себе кости, и о трудностях отъезда, и о злобной, навязчивой вдовице, и как едва успела унести оттуда ноги, чудом избежав свадьбы с ее придурковатым сынком Шуриком.

– Нет, мам, у Власа мечта съездить со мной на море, он ни за что не согласится променять море на деревню.

Мамаша, видимо, разозлилась, что потратила на уговоры массу своего драгоценного времени, и выпалила:

– Ну и осел твой Власик! – но тут же спохватилась и затараторила: – Нет, он, конечно, хороший мальчик, достойный, не рвань там какая-нибудь, к тому же мы его все прекрасно знаем, все-таки внук Олимпиады, но иногда бывает упрямым. Ну, ладно, мне еще нужно в фонд съездить. Ты смотри тут за бабушкой, как бы она действительно Николаю письмо-то не отправила, – сказала она и бросила трубку.

Я томилась от безделья, скорее бы уже четыре часа, чтобы наконец вырваться отсюда. От нечего делать я решила написать себе плакаты-памятки – дубликаты тех, что висели у меня дома – ведь мне теперь тут жить! Я залезла в письменный стол, быстро нашла бумагу и клей, но никак не могла отыскать маркер или фломастер – объявления должны быть яркими! Искала, искала и наткнулась вдруг на фотографию в рамочке. Это была копия того самого снимка, который Олимпиада Ефремовна случайно заметила на стенде фотомастерской в качестве рекламы, когда мы все вместе отдыхали на море и где мы с Власом стоим по колено в воде, перетягивая друг на друга надувной мяч. Стало быть, она потратила тогда два рубля. И все-таки какой противный был Влас в детстве!

Но приятно, однако, что все эти годы он любовался на мою откляченную задницу в белых трусах с рыжими замысловатыми закорючками – недаром фотография лежит в первом ящике стола.

Наконец я нашла черный маркер и принялась строчить памятки. Первым написала объявление, чтобы оно побуждало меня каждое утро вскакивать с кровати вместе с Власом. «Ни дня без строчки», – гласило оно, потому что я твердо решила работать у себя и ездить утром домой как на работу, а вечером возвращаться обратно. Следующее повторяло то, что висело у меня над кроватью: «Дорогая, вставай, тебя ждут великие дела!» В коридоре я, конечно, поскромничала и не стала вывешивать памятку том, что чрезмерное употребление алкоголя меня деморализует, приклеив к стенке лишь такое: «Не стоит выходить на улицу в разных башмаках или домашних шлепанцах!». Потом я отправилась на кухню и прилепила к холодильнику несколько объявлений о вреде объедания, одно из которых было таким: «Вспомни о революции и агрессивной стрельбе горошка из „армии Оливье“!» Туалет тоже не остался без внимания, на дверь я приклеила маленькую бумажку со словами: «Потише! Ты не одна!»

И тут взгляд мой остановился на часах – четыре! Совсем забыла, что от «Бауманской» до нашего кафе намного дольше, чем от моего дома! Как всегда, я еще не одета, не причесана, в душ лезть уже поздно. Хорошо хоть выбор невелик – в моем распоряжении всего одно платье – алое с черными маками и глубоким вырезом сзади и спереди. Натягиваю и вижу, что поправилась – видимо, результат вчерашнего плотного ужина. Пытаюсь соорудить пучок на затылке, снова ничего не получается, завязываю на макушке хвост, усиленно крашу щеки (кажется, одна намного ярче другой). Ай, ладно! Уже двадцать минут пятого, и я вылетаю из дома.