Самая шикарная свадьба

По истечении второго часа я вспомнила мудрое изречение потомка великого писателя Миколы Тарасовича Яновского: «Одной жопой на два базара» и решив, что эта фраза, касаемая Пулькиного зада, неудачно разместившегося посредине двух табуретов, в данном случае как нельзя лучше подходит мне, уселась сочинять эпилог романа о неземной любви, предательстве и измене, и в три часа ночи или утра (для кого как) я поставила жирную точку, дописав последнее предложение.

* * *

Проснувшись в полдень, я сладко потянулась в кровати и подумала: «Как хорошо просыпаться одной! Никто не упирается в тебя своими коленками, никто не придавливает твое тело тяжелой сонной рукой к постели, не храпит над ухом! Никому не нужно делать завтрак! Никто не будет ворчать, что курить по утрам вредно! Правда, и кофе в кровать тоже никто не принесет, но это не беда! Сама сварю».

Выпив три чашки крепкого кофе и выкурив с наслаждением первую сигарету дня, я села за компьютер и решила сегодня перечитать роман о неземной любви, предательстве и измене. Я прочла первую страницу и…

Дзз… Дззззззз….

– Манечка, деточка! Это я, твоя бабушка, на! – шептала Мисс Бесконечность в трубку (видимо, «сыночек» шастал где-то рядом). – Да что ж это такое творится! Панкратушку-то опять в деревню отправили, на! Разлучники-и-и! – завыла она. – Мы даже конфетти не успели раскрасить к Новому году! А Жорик теперь никуда не поедет, тут будет сидеть, за мной следить! Ой! – испуганно воскликнула она. – Жорочка! Что ты хотел, сыночек? – ласково спросила «Джульетта» и бросила трубку.

Я снова углубилась в чтение. Но не тут-то было!

Дзз… Дзззззззз……

– Машка, привет! Как ты? Я вот сижу, клею эти проклятые коробочки! Зажала трубку между ухом и плечом и сижу клею! А рецептуры, рецептуры просто тьма – ничего не успеваем! – жаловалась Икки.

– А у меня сюрприз! Я нашла вам клейщика коробочек!

– Да какой дурак на это согласится?!

– Ну, дурак не дурак, а Иннокентий согласился!

– Иди ты?! – восхищенно воскликнула она, а потом подозрительно спросила: – А он не опасен – этот Иннокентий?

– Да нет. Моя бабушка характеризует его как хорошего, тихого мальчика.

– Ничего себе – мальчик! Лет сорока!

– Не хочешь, как хочешь! А я, между прочим, вчера с ним договорилась обо всем, и он согласился.

– Спасибо, Маш, спасибо. Не знаю, что бы без тебя делала! А у нас столько всего произошло! Просто тьма! – прокричала она и куда-то пропала. – Извини, трубка упала, – оповестила она меня и принялась рассказывать новости.

Первая новость заключалась в том, что Пулькиным родителям, сколько они ни просили, ни обивали ноги о пороги самых разных контор и инстанций (они даже пытались дать взятку одному высокопоставленному чиновнику), эксгумировать труп Гоголя категорически запретили. И Миколе Тарасовичу Яновскому ничего не оставалось, как собрать все свои пожитки (чучела совы с выпученными глазами, лисы, снять со стены летящего ворона, кучу набитых паклей воробьев, которых он окончательно истребил в Пулькином квартале; бинты, веревки, шнурки, иголки, ножницы) в огромный анахронический саквояж и отправиться на Киевский вокзал в сопровождении Вероники Адамовны с Модестом Аполлинарьевичем Дерюгиными и кануть в дивных далях вольной Украины, затеряться на Полтавщине, в одиноко стоящей хате своей, что близ хутора Диканьки, чтобы через некоторое время вернуться в Москву победителем, совершить переворот в литературе и стать Миколой Тарасовичем Гоголем – законным потомком великого писателя, автора бессмертных «Записок сумасшедшего».

– Миколуфка, дорогой ты наф! Мы, как только получим язъефэние на эксгумацию твоего паапаадедуфки, саазу же тебе отобьем телегамму и вызовем тебя, – плача, говорила на перроне Вероника Адамовна.

– Да! И справедливость восторжествует! Непременно восторжествует-с! – патетично воскликнул Модест Аполлинарьевич, уронив скупую мужскую слезу.

Потомок же, взобравшись в вагон, произнес следующую незабываемую речь, которую супруги-гоголеведы по обыкновению записали на диктофон, а Икки, покатываясь со смеху, переписала ее к себе в тетрадь:

– Дулю вам замисто моего прыезду! По печи сракою прыехав я ище сюда! Да шоб вам всю жизть соняшницей да болячкой страдать! (Что в переводе означает пожелание страдать вперемежку всю жизнь то поносом, то золотухой.) Да шоб вам век сивуху не хлистать да галушек с пампушками не жрать! Шоб вам все ноги переломать и в жизть гопака с горлицей (украинские народные танцы) не отплясывать! И шоб сыдили вы туточки пиджав хвост, мов собака! И шоб макитрой (т.е. горшком, в котором на вольной Украине трут мак) вам тут всем по голове стукнуло, и шоб вы тут уси заморозылыся! Будьте вы прокляты, когуты поганы!

Поезд тронулся, а Модест Аполлинарьевич глубокомысленно сказал:

– Нет, Вероника Адамовна, от генетики не уйдешь-с, скажу я вам! Это ж надо так… Так… Не в бровь, а в глаз попасть! Так обличить наше извечное российское чиновничество и бюрократизм! В точности-с как его прапрадед в «Ревизоре»!