— Тебе тридцать четыре, Константин, а мне тридцать восемь, — ответила она. — Сколько бы я ни поддерживала себя в форме, сколько бы ни тратила денег, времени и сил на спорт и косметические процедуры, я старею. — Она опустила глаза и, как ему показалось, всхлипнула. — Скоро от всего этого не останется и следа. Мне скоро сорок, понимаешь? А что у меня есть? Швейцарский счет? Тысячи долларов, которыми исчисляется мое состояние? Что я сделала помимо всего этого? Мой брат женат, у него двое детей. А что сделала я?
Он взял ее руки в свои.
— Я часто задаю себе подобные вопросы, но время не повернуть вспять, как бы мы этого ни хотели.
Она осторожно убрала руки и посмотрела на него.
— Ты до сих пор считаешь меня красивой? — спросила она тихо.
— Я считаю тебя самой красивой женщиной на свете, потому что я люблю тебя. — Он снова сжал ее пальцы. — Скажи мне, что у меня есть возможность вернуть то, что было. Ты знаешь, как это мне нужно.
— Мы не сможем вернуть то, что было. Люди не умеют этого делать.
— Тогда скажи мне, что ты хотя бы немного разделяешь мои чувства. Я прошу тебя. Умоляю, если хочешь. Ты можешь не отвечать. Просто кивни, улыбнись, посмотри на меня, дай мне какой-то знак. Весь мой мир, вся моя жизнь сосредоточена в тебе. Мне нельзя было отпускать тебя. Это была самая страшная ошибка, которую я когда-либо совершил.
Марика положила ладонь ему на лоб.
— Мне нужно время, — сказала она. — Мне нужно успокоиться и обдумать все хладнокровно. Обещаю, через несколько дней я обязательно отвечу тебе. Но не сейчас.
— Я буду ждать целую вечность, если это потребуется.
— Ну, вот и хорошо. — Марика поднялась. — Спать мне расхотелось. Может, ты хочешь взглянуть на черновик диссертации?
— Конечно. Как же ты пренебрежешь мнением такого эксперта, как я? Но только не сейчас. Сейчас я сделаю то, что уже давно замышляю.
Вопрос «что?» Марика так и не задала, потому что через секунду Константин подхватил ее на руки. Она взвизгнула — то ли испуганно, то ли восхищенно — и вцепилась в его плечи.
— Что с тобой? — рассмеялся он. — Тебя давно не носили на руках?
— Если честно, я уже и не помню, когда удостаивалась такой чести в последний раз.
— А ты говоришь — выпить, диссертация. Нужно срочно исправлять положение, а диссертация будет потом. — Он поцеловал ее в шею и осторожно опустил на кровать. — Ты пахнешь так же, как и раньше. Я тебе говорил?
— Нет, — улыбнулась она, забираясь с ногами на кровать. — Но я обижусь, если все закончится словами!
Глава 27
Константин снял солнцезащитные очки, разглядывая рисунок, поморщился, прикрыв глаза ладонью, и снова надел их.
— В очках слишком темно, а без них солнце слепит глаза, — уведомил он Берту. — Давайте продолжим после обеда.
— Думаю, это хорошая идея, сэр, — ответила та. — Хотя, конечно, было бы неплохо посидеть на свежем воздухе, пусть сегодня и жарковато.
Константин согласно кивнул и сел в одно из плетеных кресел у стола.
— Погода отличная. — Он взглянул на небо. — Знаете, что? Я поеду в Европу. На месяц. Несколько дней на каждую страну. Возьму небольшую сумку, фотоаппарат, несколько книг, компьютер и поеду отдыхать.
Берта взяла графин с апельсиновым соком и наполнила стаканы.
— Ах, сэр. Если бы я когда-нибудь могла позволить себе вот такую вот экскурсию по Европе. Я была только в Италии, Франции и Испании, и еще в Праге и Венгрии — проездом.
— Так едемте со мной. А в Италии мы пойдем в оперу. Что скажете?
— Я бы с удовольствием поехала с вами, сэр. Но мне кажется, что вам лучше поехать одному. У вас найдутся и дела, и пища для размышлений.
— Вы правы. — Константин сцепил пальцы и посмотрел на цветущие кусты. — Вы только посмотрите, как тут все разрослось! И цветет. Может, посадить еще розы? Боже мой, да это верх безделья — думать о том, что надо покопаться в саду…
— Что вчера сказала доктор? — спросила Берта, освобождая от упаковки лежавший на столе круглый пирог.
— О, новости у меня хорошие. Слава Богу, никакой биопсии мне делать не надо. Даже если это и опухоль, то доброкачественная. Наверное, она сделала такие выводы из того, что я до сих пор не ослеп, а голова в последнее время у меня болит все реже и реже. — Константин пожал плечами, выражая недоумение. — Все же чудаки они, эти врачи. Сначала напугают до смерти, а потом говорят: все в порядке, жить будете. Если, конечно, не умрете.
Берта прислушалась.
— Звонит телефон, сэр, или мне кажется? — спросила она.
— Не слышу. Я подойду к аппарату. Может, позвонят еще раз.
Экономка проводила его взглядом и взяла лежавшее на столе вязание.
Константин отсутствовал пару минут, за которые звонивший вполне мог повторить попытку.
— Сэр? — позвала Берта, повернувшись к открытым дверям веранды.
Ответом ей была тишина, а поэтому она поднялась и, оставив вязание, отправилась в дом.
Константин стоял у окна рядом со столом, на котором стоял телефонный аппарат. На секунду Берте показалось, что ему нехорошо — он смотрел на телефон, и на его лице прочно застыло выражение не то недоумения, не то легкого шока.
— Сэр? — повторила она. — С вами все в порядке?