Самая старшая

Однажды, я с утра в очередной раз в городскую управу бегала, чтобы про восстановление нашего дома спросить и получить ещё одно обещание, что, мол, скоро уже приступят к строительным работам.  Вернулась и Лизу с Таней во дворе увидела, они в погреб шли. Отрицательно покачала головой, показывая им, что вернулась ни с чем, и в дом пошла,

Входную дверь тихонько за собой прикрыла, а то хозяйка не раз ругалась, что мы сильно хлопаем ею, и оказалась в узком тесном пространстве между дверью на улицу и комнатой. Этот закуток был отделён от комнаты большой толстой шторой, хозяева называли его прихожей. Здесь все раздевались и вешали верхнюю одежду на крепкие железные крюки, вбитые прямо в стену. Внизу, под одеждой, вдоль стены, оставляли уличную обувь. В прихожей не было окон, не было света, от сплошной темени спасала лишь щель между стеной и шторой, через которую в закуток попадало достаточно света, чтобы снять пальто и повесить его на крюк. В холодное время штору почти не отодвигали, чтобы сохранить тепло в большой комнате, которую называли кухней, но служила она, и кухней, и гостиной, и столовой, одновременно.

Так вот, вошла я, пальто на крюк повесила и выглядываю в щель. Очень не хотелось сразу на глаза Дашкиной свекрови попасться и начинать объясняться, что скоро начнут строить… Не я виновата, что со строительством тянут, но именно я каждый раз извинялась, что мы ещё немного у них задержимся.

Смотрю, а сестра наклонилась, чтобы взять лохань с омерзительно грязной водой, в которой мы рано утром свиные кишки полоскали, колбасы сегодня собираемся делать. Свекровь подкралась к Дашке сзади и ногой её под зад толкнула. Прямо стопой. Сестра в лохань с помоями всей головой окунулась. А свекровь вдруг возьми и начни удерживать её так! Сестра забилась, я вскрикнула, и женщина мгновенно отпустила Дашкины плечи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сестра голову вытащила, стоит на коленях, согнувшись, дышит-дышит. С кончика её носа грязная вода на пол капает.

- Что ж ты такая неуклюжая, о Боги! Делать мне нечего, как тебя спасать! Убери за собой! – свекровь стрельнула в меня недобрым взглядом и вышла в их со свёкром комнату.

- Даш, она же тебя утопить хотела! Может к приставу? – прошептала я, склоняясь к сестре и помогая ей встать. – Я всё видела.

- Нет.

- Но, почему?

- Она его мама…

Мне не случилось сходить замуж в прошлой жизни. Опыта в отношениях со свекровью никакого. Поэтому, логика Дарьи была абсолютно непонятна. Если мама, то пусть утопит? Смотрю на сестру возмущённо, а она чуть не плачет.

- Понимаешь, ма-ма! Да и, при нём она другая. А уж как сына любит! Лучший кусочек за столом – Афоне, рубашку ему вышила таким узором, что мне в жизни так не суметь, жалеет родного, что устаёт, пока неумёха жена дома прохлаждается и бока отлёживает. Я, ещё в самом начале, один раз пожаловалась, но свекровь так всё провернула, что вышло, будто я учиться ничему не хочу, только бездельничать горазда. Она тогда объявила, что, мол, лучше сама будет всё по дому делать, чем несправедливые упрёки от сына терпеть, якобы она его жену обижает.

- Ну и пусть бы… - начала я, но сестра меня перебила.

- И за ужином свекровь приказала мне сидеть и отдыхать. А сама бегала, подавала, убирала, мыла посуду. А потом свёкру печалилась, да так, чтобы мы с Афоней хорошо слышали, что мало того, что сын бесприданницу в дом привёл, так ещё и заставляет мать прислуживать ей. И тихонько так плакать начала, да так жалобно-жалобно.

Вот же хитрая какая! Мне Дашку так жалко стало. А сестра со вздохом продолжила:

- Афанасий ничего родителям не сказал, но, когда мы спать легли, не приласкал, как обычно, не приголубил. Приказал домашнему хозяйству учиться. Будто я не умею! Сказал стараться, и на маму его не жаловаться, не обижаться, а делать всё, чтобы ей понравиться, потому, что он её тоже очень любит. Он не ругал меня, но говорил таким тоном… Говорил, что, после того, как его брата в пять лет маги забрали, Афанасий остался единственным сыном у родителей. Он - их надежда и радость, и не хочет, чтобы его мама из-за моих капризов плакала. А потом, отвернулся и лёг спиной ко мне. В первый раз так спали, после того, как поженились. Я больше не хочу, чтобы Афанасий от меня отворачивался, Маша! – сказала сестра и заплакала.

Так и остался тот случай безнаказанным.

А потом Дашкина свекровь нас с сёстрами перестала стесняться. Больше того, она стала шпынять, ругать и доводить до слёз обидными словами не только Дашку, но и Таню с Лизой. Я за своими переживаниями даже не заметила, когда это началось. Чтобы отработать проживание и пропитание, мы с девочками работали с рассвета до заката, как проклятые. Я, как старшая, старалась взять на себя самую тяжёлую работу, например, чистку свинарника, освободив от неё младших сестёр. Кроме, как сказали бы в моём прежнем мире, депрессии, я ещё и уставала смертельно, поэтому не сразу заметила неладное.