Самая страшная книга 2014

— Похоже на то, — не стал спорить Костромиров.

Муль сунул руку под цветастый халат, повозился с какими-то застежками, и накладные бедра грузно шлепнулись на пол.

— Пить охота, — с видимым облегчением выдохнул он.

— И я бы пропустил стаканчик, — согласился профессор. — Но бутылку ты раскокал.

— В холодильнике есть пиво. Холодное.

Стараясь не выпускать противника из вида, Горислав Игоревич подошел к холодильнику и достал две бутылки пива; одну протянул Мулю.

— Я спиртного не пью, — покачал тот головой. — Уже лет десять.

— Не пьешь? А как же…

— Вечно пьяный майор-управляющий? — усмехнулся Муль. — Просто мочил усы в водке.

Он встал, повесил тесак на место и, подойдя к раковине, надолго присосался к кранику.

— Тьфу! — заявил он, напившись, — Вода здесь отвратительная… Как ты меня так быстро вычислил?

— Элементарно, Ватсон, — пожал плечами профессор.

— А все-таки?

— Перевоплощаться ты, бесспорно, мастер. Это ж надо, так сыграть Степаниду! Я до последнего момента не мог поверить, что она — мужчина. Однако временами ты все же переигрывал. Да, да! Персонажи у тебя выходили чрезмерно… карикатурными. Впрочем, признаюсь, поначалу я решил, что Муль скрывается лишь за одним из них.

— А потом?

— Потом мне бросилось в глаза, что обитатели дома никогда не показываются вместе. А между собой общаются, только когда я не могу их видеть. Да еще этот вечный полумрак во всех комнатах. Кстати, со свечами это ты сам придумал, или и впрямь есть такое указание Сладунова?

— Сам, сам. К чему рисковать понапрасну?

— Я так и подумал. Но окончательно я все понял, получив информацию о том, что Яков Семенович Муль, после ухода из облдрамтеатра, организовал собственный театр «одного актера». По примеру Аркадия Райкина. И с успехом в течение года — вплоть до неудавшегося покушения и ареста — каждый вечер играл несколько ролей разом. Особенно ему удавались пародии на политических деятелей и, что важно, женские персонажи. А шоу называлось «Человек с тысячью лиц».

— Понятно, — кивнул Муль — Между прочим, многие зрители искренне отказывались верить, что всех персонажей в спектакле играю я один. А женские роли — это вообще мой «конек», женщины мне всегда особенно удавались. Мой педагог в театральном училище, бывало, говаривал: это, дескать, оттого, что у меня лицо бесполое. А одна сахалинская газетенка и вовсе написала, что я трансвестит. Идиоты! Все дело в таланте. Я не просто перевоплощаюсь, не просто играю своих персонажей, я на самом деле становлюсь другим человеком, иной личностью! На какое-то время, конечно.

— Талант налицо, — согласился Костромиров, — но все равно, если бы я с тобой был знаком раньше, твой спектакль однозначно бы провалился.

— Если бы да кабы, — хмыкнул Муль.

— Что ж, теперь ваша очередь, Яков Семенович, — переходя на «вы», предложил профессор. — Может, расскажете, как вам удалось через десятилетия пронести столь незамутненной ненависть к бывшему другу детства и деловому партнеру? Вы же здесь, на острове, Бориса Глебовича Сладунова в засаде поджидали, не так ли?

— Его, гниду, — сплюнул Муль. — А насчет ненависти… Если бы он ваших детей и жену убил, вы бы небось тоже и через двадцать, и через сорок лет его не простили.

— Сладунов утверждает, что непричастен к гибели ваших жены и двоих сыновей.

— А вы чего-то другого от него ждали?

— Но вдруг это действительно был несчастный случай? Вы такого не допускаете?

— При чем тут, допускаю я или нет?! — воскликнул Муль — Я знаю, что они были убиты по приказу Сладунова!

— Расскажите мне, — попросил Горислав Игоревич.

Яков Муль с сомнением посмотрел на профессора.

— Ладно, — махнул он рукой, — почему бы и нет?

Он не спеша отклеил пышные майорские усы и бакенбарды, стянул парик, небрежно кинул все это на стол. Потом снова прошел к раковине, намочил вафельное полотенце и несколько раз с усилием протер лицо и всю голову.

Теперь, когда профессор мог лицезреть Муля в его истинном обличим, он поразился, какие у того невнятные, даже бесформенные черты. Обычно такое лицо — приговор любому артисту. Но Яков Муль, по всей видимости, сумел использовать этот недостаток себе во благо — не имея сколь-нибудь выразительных собственных черт, он научился великолепно имитировать чужие.

— Слушайте, — начал Муль, усевшись перед Костромировым на стул, — так понимаю, кое-что вам уже известно. Сладунов наверняка изложил вам свою версию тех событий. Иначе откуда вам вообще знать про меня? Ведь он вас по мою душу прислал, верно?

— Во всяком случае, он предполагает, что вы можете прятаться где-то поблизости.