Самая страшная книга 2014

Первый час ночи. Сквозь неплотно задернутые шторы пробивается лунный свет, длинной дорожкой перетекая с подоконника на пол. Тихо журчит вода в батарее. За окном, тревожимая ветром, шуршит липа.

Когда маешься бессонницей, к обычным ночным звукам присоединяются новые, странные. Ларе казалось, что они рождаются в голове из-за приливов и отливов крови. А может, это шелестят мысли, или в открывшиеся чакры входит космос. Если долго прислушиваться к себе, на какое-то время глохнешь, будто в тебе что-то выключили, потом восприятие мира восстанавливается не сразу. Вот и сейчас как-то очень неожиданно вплыло в ночное безмолвие:

— Х-хе… х-хе… — Тяжкий вздох, — Х-хе…

Мамочка…

Звуки близились. В проеме двери появился краешек темного силуэта, потом, как из тени, возникла она вся: длинное платье, шляпка с короткими полями, а под черной вуалью — мертвенно-бледное лицо. Статная и высокая.

— Х-хе… х-хе…

Призрак медленно двигался к Лариной постели, протягивая руки в черных перчатках, будто намереваясь заключить ее в объятия.

— Я помню день! Ах, это было счастье! — затянула Лара дрожащим голосом. Призрак застыл на месте. — С тобою первый раз мы встретились вдвоем…

Черная дама с коротким взвизгом бросилась на нее. Лара выпустила ей в лицо длинную струю дихлофоса из баллончика и резво скатилась на пол по другую сторону кровати. Еще раз дихлофосом, и еще — как вредоносных тараканов! И чугунной ногой от маминого манекена — по спине, по плечу, по руке! И побольше света, вот так, включить лампу…

— С-сука! — выл призрак, катаясь по полу. Загремел опрокинутый стул. — Руку сломала…

Тяжело дыша, Лара нависла над поверженным врагом, как дева-воительница — в ночной сорочке, с разметавшимися по плечам рыжими кудрями и чугунным мечом наперевес.

— В угол! А то я тебе… Сядь в угол, говорю!

Женщина в черном отползла к стене между комодом и туалетным столиком, — села, прислонясь к стене, и продолжала завывать и кашлять, нянча перебитую руку.

Снизу начали стучать по батарее.

— Лучше замолчи, если не хочешь, чтобы народ набежал, — сказала Лара. — И не делай резких движений. Все твои художества я подробно описала и отдала на хранение в одну очень порядочную семью. С условием, что если со мной что-нибудь случится, письмо отнесут, куда надо.

— Слышь… Открой окно, дышать нечем…

Не выпуская из рук свое оружие, Лара раздвинула шторы и открыла форточку.

— Тоже мне, благородный призрак… Твой дешевый «Kenzo» хуже дихлофоса. Сначала я думала, что мне показалось. А потом снова огурцами запахло. Польскенькие духи-то, три копейки литр. О, как я огорчилась… Подумала: не может быть, за что мне такое унижение? Потусторонние силы, подавая мне знак, могли бы выбрать посланца с более тонким вкусом, чем эта дешевка. Ты дешевка, Марина. Да, ты черная, но ты не дама. Сними шляпу, она тебе как корове седло.

— Всегда тебя ненавидела, — сказала Ларина сестра, стягивая шляпку. Лицо ее было густо намазано белым кремом. Она морщилась от боли, осторожно ощупывая перебитую руку. — Сю-сю, масю… все какие то разговоры из книжек… В чем душа держится, а как репей, за жизнь цепляется…

— Надо же, какая ты оказалась изобретательная… Даже призраки у тебя шумные, чтоб было страшнее. И переодеваться не надо — накинула длинную дубленку, капюшоном прикрылась и пошла… Однажды мой одноклассник увидел в гостях призрак черной дамы, которая манила его пальцем. И еще он лунатил. Ты украла мой дневник с этой историей. А про Фриду и платок я в прошлом году сама тебе рассказывала. Ну, что ж… ты умело воспользовалась моей слабостью… Ты жестокая, бездушная и… отвратительная.

— Убей, не пойму, зачем такие, как ты, небо коптят. Что б было кому книжки читать? Стонет, страдает, грехи замаливает, дневники пишет. Кот убежал — истерика. Сказали ей не то в транспорте — в слезы. Да ты же противна мне… до ужаса!

Лара стиснула зубы, покачала головой.

— Знатная у тебя травка, сестра.

— Ага, башку на раз сносит, и почесун от нее неслабый. Мамкина, из тайги. Мамка у меня знахарка.

На клюкве-то не проживешь. Тридцать рублей кило на заготпункте. А поползай за ней по болотам.

— Вскрытие все равно бы показало…

— Не показало бы.

— Значит, уже проверено?

Марина хмыкнула.

— Хорошо, что меня однажды наконец вырвало, — сказала Лара, — Двух дней хватило, чтобы наступило просветление. А Валентина Федоровна тебе что сделала? За что ты ее?

— Помешала, вот за что. Я тебя вынесла ночью в подъезд, в сугроб хотела засунуть, а эта старая ведьма тут как тут. Выскочила из квартиры… что случилось, да ой-е-ей… «Скорую», говорю, вызвала, а то приступ. Помогла мне тебя вниз снести. А что мне оставалось? Я-то надеялась, что ты от страха окочуришься. Или от пневмонии. Или замерзнешь. Может, ножик в себя воткнешь, может, застукают на этом… на месте преступления… А ты, вишь, как ванька-встанька. Как колобок. С балкона убегала, от тюрьмы убежала. Живучая…

Лара всхлипнула.

— За что, Марина? Неужели за квартиру?

— Не живу, а мыкаюсь по чужим углам! — От крика Марина закашлялась. По батарее снова застучали, — А у тебя никого нет. Все бы мне досталось.