— Вот и лады. Там, в гальюне — тьфу, черт, отставить! — в туалете, душевая кабина. Располагайтесь, а я на камбуз схожу. Как бы Антоха не того…
В дверях Ковалев неожиданно остановился, словно о чем-то вспомнив, и, поворотившись к Гориславу Игоревичу, спросил:
— Со сторожем-то нашим вы уже познакомились?
— Да. Сладунов говорил, что Антон здесь еще и за садовника?
— A-а, — небрежно махнул рукой управляющий, — вроде того, да.
Он еще потоптался у двери, икнул и, доверительно понизив голос, сообщил:
— Подзашибить он любит, Антохало. Я Борис Глебычу пока ничего не докладывал. Молодой еще — я про Антоху — устава не знает. А у Борис Глебыча разговор короткий, не посмотрит, что родственник. На месте кругом и шагом марш! Я к тому, что вы уж Антохе водки-то не предлагайте.
Костромиров взглянул на управляющего с недоумением.
— У меня нет водки. На Мальдивы спиртное провозить нельзя.
— Это так точно, — вздохнул Ковалев. — А местное пойло откровенная дрянь! Просто беда. Хоть самому за дело берись. Вот вы ученый, так верно знаете: из кокосов самогонка получится?
— Я по другой части ученый, — усмехнулся Горислав Игоревич.
— Понято, есть.
Управляющий развернулся на каблуках и, едва не снеся дверной косяк, вышел в коридор.
— Степанида! — раздался оттуда его зычный глас. — Что там с ужином? Гостю спать пора, а он не жрамши!
«М-да, весьма колоритный типус этот отставной майор Ковалев, — подумал профессор. — Одни бакенбарды чего стоят. Настоящий литературный персонаж. Впрочем, нос у него явно на месте. И преизрядный».
Костромиров принял душ, переоделся в белые хлопчатобумажные брюки и белую же льняную рубаху с короткими рукавами и принялся распаковывать дорожные сумки. Но тут зазвонил его мобильный. Но» звонившего был ему не знаком.
— Слушаю, Костромиров!
— Как добрались, Горислав Игоревич? — раздался голос Сладунова.
— А… Борис Глебович. Очень кстати. Как раз хотел вам звонить. Знаете, я прочел вашу так называемую инструкцию и хочу заявить…
— Только не горячитесь, Горислав Игоревич, — прервал его Сладунов. — Давайте без скороспелых решений.
— Просто хочу сказать, что возмущен.
— Чем же?
— Вы меня использовали.
— Так уж и использовал, — хмыкнул Борис Глебович. — Скорее, задействовал. Ну да, я вас задействовал. В целях решения, скажем, некоторых вопросов. А чего вы ожидали?
Действительно, подумал профессор, чего иного можно ожидать от подобной личности?
— Будет вам, Горислав Игоревич, — увещевательным тоном продолжил Сладунов, — Не принимайте эту историю с Мулем близко к сердцу. Скорее всего, это только моя мнительность.
— Все же так дела не делаются, — заупрямился Костромиров. — Вы должны были сразу мне все рассказать. А не ставить в дурацкое положение.
— Э! Уж не испугались ли вы, профессор?
— Причем тут испугался? — возмутился Горислав Игоревич, — Суть совсем не в этом, вы же понимаете!
— Между прочим, я тут по случаю снова столкнулся с Пфаненштилем. Так вот, он просил передать, что планирует издать вашу мальдивскую монографию тиражом шестьдесят тысяч экземпляров.
— Шестьдесят? — поразился профессор. — Не шесть?
— Именно, именно шестьдесят, — хихикнул Сладунов. — Неплохо для научной книжки?
— Послушайте… — замялся Костромиров.
— Слушаю, — с иронией в голосе отозвался Борис Глебович.
— Но… Но я даже не представляю, как выглядит этот ваш Муль! Кого прикажете искать?
— Свежей фотографии у меня, увы, нет, — переходя на деловой тон, сказал Сладунов, — а детские фото вас только дезориентируют. Дело в том, что Яков не любил сниматься. Как-то даже болезненно не любил. Бывало, если меня кто фотографирует, а он просто окажется рядом, сразу норовит выскочить из кадра, представляете? А то лицо ладонью закроет. Или уж рожу такую скорчит, что мама родная не признает! Что-то типа фобии, короче…
— Вот как? Любопытно. Но словами-то вы можете его описать?
— Могу! Понятно, могу, — с готовностью подтвердил Сладунов. И тут же замялся: — Вот только… внешность у него эдакая… незапоминающаяся, что ли? Просто-таки никакая. Среднестатистическая, короче. Рост и вес средние, лицо круглое, глаза… глаза тоже круглые и, помнится, зеленые. Или карие? Нет, точно зеленые! Хотя…
— Да уж, — не без ехидства заметил Костромиров, — по таким приметам опознать его будет несложно.
— Нет, нет! — заверил Борис Глебович, — Вы его в момент узнаете. Если встретите, конечно. Муль рано облысел и уже к тридцати годам был как колено. Еще за время отсидки он потерял все зубы. Но их-то вставил и — чики-чик, а вот, хе-хе, волосы отрастить — задача потруднее, согласны?
— Он может и парик нацепить, — мрачно возразил профессор.
— Да, вы правы, — протянул Сладунов. Однако тут же воскликнул: — Но ведь на Сладулине никого, кроме троих моих родственников, нет, так? А их внешность вам известна. То есть посторонних на острове быть не может. И, главное, не должно! Значит, любой посторонний, если он подозрителен, скорее всего и будет Мулем, верно?
— Ну… похоже на правду, — вынужден был признать Костромиров.