Самая страшная книга 2015

Стас взялся за фанеру и принялся ее отдирать. Угол ее изогнулся и лопнул с сухим треском, выпуская свет острым клином в коридор. Закружились встревоженные пылинки. Стас отломил кусок больше и швырнул его в сторону.

В образовавшейся дыре он увидел вдруг дядю Егора. Тот сидел на том же самом месте, что и четверть века назад. За спиной его на щербатой от штукатурки стене висели плакаты – Фред Крюгер, Терминатор, Сталлоне из фильма «Кобра». Под Сталлоне на табуретке свистел чайник, пускающий носиком струйку пара.

- Здарова, корова! – подмигнул дядя Егор. Он сильно постарел за это время, облысел окончательно, потерял золотые зубы, обзавелся еще более глубокими морщинами и темными пятнами, облепившими лоб. Спортивный костюм был надет такой же, как и много лет назад, а на старческой шее в складках темной кожи на шнурке висел потертый до блеска свисток.

- Сто рублей два сеанса сразу. За один фильм – двести пятьдесят, - подмигнул дядя Егор.

- За какой фильм? – ошалело пробормотал Стас.

- За «Еву-разрушительницу», - отозвался дядя Егор. – А если вместе с «Чужими», тогда сто. Не тяни резину, щегол, устану ждать – хрен что получишь.

Стас на всякий случай осмотрелся. Заброшенный коридор. Паутина. Пыль. Дверь в зал покрыта метровым слоем пыли. Сюда, наверное, последний раз заглядывали миллион лет назад.

С тех пор, как видеосалон закрыли к чертовой бабушке в девяносто четвертом.

После того, как в городке пропали шестеро подростков.

- Ну? – спросил дядя Егор хрипловатым баском. – Долго ждать? У меня чайник кипит. Думай, идешь или нет?

Стас машинально достал кошелек, нашел сторублевую бумажку. «Чужих» он смотрел, а вот «Еву-разрушительницу» нет. Уже когда протягивал деньги сквозь щербатую от кусков фанеры щель, спохватился:

- А вы что здесь вообще делаете?

Холодные и влажные пальцы дотронулись до его кисти. Дядя Егор взял деньги. Подмигнул:

- Думаешь, брат, удивил вопросом? Я тут фильмы показываю. Кручу на видике по две трехчасовые кассеты за раз. Для желающих.

- Вас же закрыли.

Чайник у стены свистел, надрываясь. От этого тонкого свиста пронзительно кольнуло в висках.

- Кто б посмел! – отозвался дядя Егор. – Все в порядке, Стасян. Не парься.

- А вы… - Стас запнулся, мимолетом отметив, что дядя Егор назвал его по имени. Показал физруку конверт. – Вы не в курсе, что это такое может быть?

- В курсе, конечно. Это, брат, письмо твоей юности, – дядя Егор тяжело поднялся, щелкнул выключателем чайника. Достал откуда-то граненый стакан и наполнил его кипятком. Потом запустил руку глубоко в карман, выудил пакетик кофе, надорвал край и высыпал содержимое в кипяток. – Письмо юности, брат.

Слова эти эхом отразились в голове Стаса. Он будто бы что-то вспомнил, но никак не мог сообразить, что именно.

…и какого черта я вообще здесь нахожусь?..

- На сеанс опоздаешь, идиот, - буркнул дядя Егор, размешивая кофе в стакане указательным пальцем. – Деньги-то заплочены.

Стас закивал, будто действительно собирался идти в кино. Направился к двери, давя ботинками куски штукатурки и осколки стекол. Из-за двери слышались какие-то звуки. Он взялся за ручку и потянул. Дверь приоткрылась на удивление легко. Звуки сделались четче. Играла музыка. Гнусавый переводчик из прошлого сбивчиво и бегло читал текст. Где-то скрипнул стул, кто-то негромко, но отчетливо захихикал.

Заглядывая внутрь, Стас уже знал, что там увидит. Вернее, он вспомнил – темный зал с рядами стульев. Телевизор под потолком. Две старые колонки на столе, откуда с грохотом льются звуки. Мальчишеские головы над стульями. Возня. Хихиканье. Блеск фонарика.

Невероятно.

Он сделал шаг в чарующую темноту прошлого. Дверь закрылась за его спиной, оставив один на один с квадратом света под потолком.

В девяносто третьем году родители Стаса решили переехать жить в Питер. Папу заманивали переходом на более высокую должность. Грех было не согласиться, тем более что с будущим крохотного северного города все обстояло довольно туманно. Тут мир вокруг рушится, что уж говорить о забытых всеми городках.

Стас и рад бы был уехать, но Наташка – любимая Наташка – оставалась здесь. Он обещал ей, что приедет при первой же возможности, что будет много писать, и как только поступит в училище, то сразу же приедет за Наташкой и заберет ее к себе. Наташка мягко соглашалась на все его предложения. В какой-то момент он даже сам стал верить, что все будет хорошо. Потом, правда, понял, что дело в Наташке. Она хотела, чтобы последние недели их первой влюбленной жизни прошли как можно безболезненней. Оттягивала расставание. Ничего не обещала, но и не отрицала. Стас до последнего не замечал, как исчезают дни, как стремительно подбирается дата переезда.